Продолжение. Перейти к началу…

Митрополит Петр во время “заместительства” митрополита Сергия

I. Период до Декларации митрополита Сергия

Получив пакет с Завещанием митр. Петра, митр. Сергий уведомил российский епископат о своем назначении через Московского викария еп. Клинского Гавриила (Красновского). Однако вскоре 9(22) дек. 1925 г. в Донском монастыре возник новый церковный центр в составе 10 архиереев, которых возглавил архиеп. Екатеринбургский Григорий (Яцковский). Юридическая оценка данного образования не входит в задачу настоящего исследования, но вместе с тем нельзя не отметить, что в своей каноничности “григориане” ничуть не уступали ни митр. Сергию, ни митр. Петру, но даже напротив – возьму на себя смелость сказать – далеко превосходили их в этом (при полной тождественности идеологии), т. к. стали руководствоваться соборным, а не единоличным принципом управления церковью[1].

Заместительские же полномочия митр. Сергия были незаконными и неканоническими во всех отношениях – главным образом потому, что не получили санкции Собора или хотя бы простого Совещания (Съезда) архиереев, как то формально было в случае с митр. Петром. Указание на то, что митр. Сергий был признан в качестве Заместителя Патриаршего Местоблюстителя путем опроса части епископата, в данном случае не разрешает проблемы. Признание Сергия главой Российской Церкви было всего лишь частным делом того или иного епископа, но не могло иметь ничего общего с соборной полнотой. Поэтому утверждение митр. Иоанна (Снычева), что “подобное избрание носило характер каноничности” и что будто “никто из епископов, рядового духовенства и простых верующих не сомневался” в этом, является грубой натяжкой[2]. Вместе с тем в своем Завещании

“митр. Петр не оговаривает объема полномочий Заместителя, так что по прямому тексту документа можно предположить, что передается вся полнота власти Местоблюстителя, равная, согласно Чрезвычайному постановлению Собора, власти Патриарха”[3].

Это дало повод митр. Сергию (отнюдь не безосновательный) уравнять себя в правах и обязанностях с митр. Петром. Сергий считал, что митр. Петр, как находящийся вдалеке от всех церковных дел, не в состоянии управлять церковью, а потому вся полнота власти Патриаршего Местоблюстителя переходит к нему, Сергию, автоматически.

“…Я (или кто будет после меня), – писал митр. Сергий в 1926 г. – восприняв на себя вместе с должностью Местоблюстителя и всю ответственность за правильное течение церковных дел, не могу относиться к распоряжениям митрополита Петра, исходящим из тюрьмы, иначе, чем только как распоряжениям или, скорее, советам лица безответственного, т. е. могу принимать их к исполнению лишь под своею ответственностью постольку, поскольку нахожу их полезными для Церкви <…> Пусть митрополит Петр остается законным Местоблюстителем и пусть его имя возносится за богослужением; но исполнение его распоряжений, исходящих из тюрьмы, мы отложим до того времени, когда он сам возвратится к власти и, вполне отвечая за свои действия, решит, исполнять ли эти распоряжения или нет”[4].

Такой взгляд на свои полномочия митр. Сергий будет отстаивать и позднее, уже после издания своей Декларации в полемике с “непоминающими” иерархами, что послужит к обвинению от тех в адрес митр. Сергия в узурпации церковной власти. Захватив же власть, Сергий открыл себе дорогу к единоличному произволу во всем церковном домостроительстве. Так, например, как полновластный Местоблюститель он сорганизовал при себе т. н. “Временный Патриарший Синод”, пригласив к участию в нем архиереев с “подмоченной” репутацией и, притом, назначив их единолично, без избрания Собором или утверждения митр. Петром. Абсурдом являлось и утверждение митр. Сергия, что единоличную в церкви власть допустимо передавать из рук в руки бесконечное число раз:

“Смысл единоличного заместительства в том и состоит что патриаршая власть всегда остается в Церкви налицо во всем её объеме, хотя бы она в данных руках была лишь на очень короткое время и хотя бы до этих рук она дошла через много промежуточных ступеней” (Письмо митр. Кириллу от 2.01.1929 г.)[5].

Здесь явно подразумевалось учреждение таких невероятных должностей как Заместитель Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, Заместитель Заместителя Заместителя и т. д. И, как ни странно, по факту должность Заместителя Заместителя всё-таки была введена – когда после ареста митр. Сергия в декабре 1926 г. его права воспринял третий кандидат в Заместители – митр. Иосиф (Петровых). Последний являлся таким же Заместителем, как и Сергий, но не имея возможности приступить к исполнению своих обязанностей, митр. Иосиф поручает их нескольким иерархам, имена которых уже не фигурировали ни в одном из Завещаний митр. Петра. Один из них – архиеп. Серафим Углицкий – и приступил к управлению Русской Церковью. Правда, к чести этого епископа следует отметить, что он и не думал чрезмерно возвышать свои полномочия. Он обратился к остальным своим собратьям-архиереям с просьбой

“сократить переписку и сношения со мной до минимума, предоставляя все дела, кроме принципиальных (как, например, избрание и хиротония во епископа), решать окончательно на местах” (Послание от 16(29).12.1926 г.)[6], –

т. е. архиеп. Серафим предпочел остаться всего лишь титулярным первоиерархом, предлагая остальным руководствоваться преимущественно Указом № 362 патр. Тихона. Никаких преемников себе Серафим путем антиканонических тайных Завещаний не назначал, даже будучи вскоре арестован. На допросе в ГПУ на вопрос: “Кто же возглавит Церковь, если мы вас не выпустим?” – он заявил: “Сам Господь Иисус Христос”[7], чем привел чекистов в крайнее бешенство.

Этим мужественным и мудрым поступком архиеп. Серафим указал всем единственно правильный путь – путь децентрализации (хотя бы частичной) церковной власти. Данным действием не только устранялась всякая смута в церкви из-за споров о полномочиях Местоблюстителей и их Заместителей, но и в корне пресекались попытки властей найти среди этих “законных” носителей власти церковной послушного себе иерарха. Однако, митр. Сергий вскоре был выпущен и вновь приступил к отправлению своих “обязанностей”.

Во всем вышеизложенном в этой главе для нас важно, как смотрел на незаконные притязания митр. Сергия митр. Петр. Из декабрьского письма митр. Сергию 1929 г. очевидно, что Петр отнюдь не разделял его воззрений на объёмы полномочий Заместителя. Но сам-то Петр не исправил положения, не лишил Сергия его прав, выразив своё недовольство только на бумаге. Несогласие Петра с Сергием оказалось только на словах, на деле же всё оставалось на своих местах. Из этого ясно, что для митр. Петра объём полномочий своего Заместителя не был вопросом принципиальным (как, например, для митр. Кирилла), и Сергий, благодаря только бездействию Петра, продолжал вредить Русской Церкви. Сергиевское безобразие мгновенно закончилось бы, если бы митр. Петр сам отказался от полномочий Патриаршего Местоблюстителя, ибо даже по собственным словам митр. Сергия в статье “О полномочиях Патриаршего Местоблюстителя и его Заместителя” – Заместитель

“сохраняет свои полномочия до тех пор, пока Местоблюститель остается в своей должности. Ушел Местоблюститель от должности (за смертью, отказом и под.), в тот же момент прекращаются полномочия Заместителя”[8].

Но Петр, с одной стороны, удерживает за собой власть, а с другой – не лишает Сергия полномочий даже после того, как стало очевидно, что последний не желает исправлять свои ошибки, и более того – отступничество.

Весной 1926 г. из ссылки возвращается второй кандидат, согласно завещанию патр. Тихона, на пост Патриаршего Местоблюстителя – митр. Агафангел Ярославский, иерарх наиболее авторитетный сравнительно с митр. Петром. 5(18).04.1926 г. митр. Агафангел, полностью игнорируя митр. Петра и прекратив поминовение его имени за богослужением, объявляет о своем вступлении в права и обязанности Патриаршего Местоблюстителя. В этой ситуации митр. Агафангел повел себя достаточно грамотно, считая, что с его освобождением полномочия Патриаршего Местоблюстителя должны перейти к нему автоматически. Поэтому митр. Агафангел счел для себя излишним испрашивать особого благословения митр. Петра в деле, в котором участия последнего и не требовалось. Однако, в события вмешался митр. Сергий, который тотчас написал митр. Агафангелу в письме от 17(30).04.1926 г., что

“он (Петр) принял власть законным путем и, следовательно, может быть её лишен только на законном основании, т. е. или в случае добровольного отказа, или по суду архиереев”[9].

Митр. Агафангел, очевидно, не согласился с митр. Сергием и продолжал настаивать на законности своих притязаний на власть. Впоследствии и митр. Кирилл Казанский в полемике с митр. Сергием встанет на ту же точку зрения, что и митр. Агафангел[10].  Тогда митр. Сергий сам уведомил митр. Петра о действиях митр. Агафангела, угрожая последнему прещениями и судом. Свои решения Сергий подкреплял “мнением большинства”[11] – 24-х единомышленных с ним епископов; однако “григориане” считали их “бывшими обновленцами”, суждения которых не могут быть авторитетными для всей церкви[12]. И действительно – только трое из этого списка[13] в будущем вошли в состав ИПЦ, тогда как остальные отпали в “сергианство”.

Как же в данной ситуации повел себя митр. Петр? – Письмом от 9(22).05.1926 г. он приветствует вступление в отправление патриарших прав и обязанностей митр. Агафангела, но в то же время не отказывается и от своих[14]. Эта двойственность и послужила зацепкой для митр. Сергия, который объявил, что это

“письмо митрополита Петра есть плод явного заблуждения, и пользоваться им для присвоения себе должности Местоблюстителя уже совсем неудобно” (Письмо митр. Агафангелу от 31.05(13.06).1926 г.)[15].

И неизвестно, каким бы был исход этого дела, если бы митр. Агафангел сам неожиданно не отказался от замещения должности Патриаршего Местоблюстителя “по преклонности лет и расстроенному здоровью”[16]. Весь этот эпизод очень показателен для осмысления всех последующих событий, связанных с Декларацией митр. Сергия, и реакции на неё митр. Петра.

II. Период после Декларации митрополита Сергия

Итак, 16(29).07.1927 г. митр. Сергий издает Декларацию о духовном единстве церкви с богоборческим правительством, провозгласив:

“Мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского Государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и с нашим правительством”.

Как издевательство над исповедническим и мученическим подвигом верующих, не пошедших на компромисс с Советской властью, звучали слова этой Декларации:

“Вознесем же наши благодарственные молитвы ко Господу, тако благоволившему о святой нашей Церкви. Выразим всенародно нашу благодарность и Советскому Правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения…”[17].

Естественно, что “Истинно-Православная Церковь” не признала этой Декларации, а часть архиереев, которая ранее подчинялась митр. Сергию как Заместителю Патриаршего Местоблюстителя, осудила и отвергла его как раскольника, еретика и богоотступника (совершившего нечто гораздо более худшее, чем ересь). И сделано это было после неоднократных личных увещаний (письменно и устно) митр. Сергия от лица представителей всех церковных слоев – епископов, клириков и мирян.

Теперь посмотрим, как же относился к такой беззаконной деятельности своего Заместителя митр. Петр?

Первый документ, проливающий свет на эту проблему, принадлежит еп. Василию (Беляеву), вик. Рязанской епархии. В своем докладе митр. Сергию он писал:

“С 1 августа по 23 сентября я проживал в поселке Хэ, Обдорского района, Тобольского округа, вместе с митрополитом ПЕТРОМ, Местоблюстителем и, по его поручению, должен Вам сообщить нижеследующее: Владыка получил возможность (из газеты “Известия”) прочитать Декларацию нынешнего православного Синода и вынес от неё вполне удовлетворительное впечатление, добавив, что она является необходимым явлением настоящего момента, совершенно не касаясь её некоторых абзацев…”[18].

В своих лживых писаниях “сергианские” историки очень любят ссылаться на этот доклад еп. Василия, однако авторитет данного документа сильно подрывается самим митр. Петром, который впоследствии писал митр. Сергию:

“Между прочим мне пишут, что епископ Василий о делах от моего имени представил Вам доклад. Должен заметить, что ни ему, ни другому моему сожителю я не давал никаких поручений, касающихся церковных дел”[19].

Однако на сегодняшний день мы не имеем ни одного прямого письменного высказывания митр. Петра, в т. ч. и в цитированном выше письме, против самой Декларации. Сообщение еп. Василия об оценке Декларации митр. Петром оказалось, по-видимому, правдивым (по крайней мере митр. Петр высказывается лишь против того, что еп. Василий сообщает о церковных делах без его поручения). Поэтому можно целиком согласиться с выводом митр. Иоанна (Снычева), что

“новая церковная политика митр. Сергия была признана им как явление, не противное Христовой истине”[20].

Именно в этом-то и состояло главное расхождение позиции митр. Петра с позицией ИПЦ и РПЦ Заграницей в их отношении к Декларации и “сергианству” вообще.

И здесь необходимо опровергнуть очередной миф о том, что митр. Петр якобы признал “сергианство” ересью. Так, некое “Предание катакомбных христиан”[21] сообщает нам следующее:

“Узнав в заточении о подписании Сергием Декларации, митрополит Петр схватился за голову, долго ходил по комнате, говоря: «Сергий! Сергий! Что ты наделал! Погубил ты свою душу, и души христианские повел в ересь, на погибель»…”

Но предание есть предание, это вовсе не документ, это церковные сплетни, бабьи басни, духовные анекдоты…

Из заграничных источников мы имеем еще одно свидетельство, на которое нередко ссылаются в РПЦЗ – встреча участника какой-то “научной экспедиции” некоего Н. с митр. Петром в январе 1928 г. Согласно сообщению этого Н. митр. Петр сделал такую оценку сергиевской Декларации:

“Для первоиерарха подобное воззвание недопустимо. К тому же я не понимаю, – зачем собран Синод <…> из ненадежных лиц. Так, например, епископ Филипп – еретик… В этом воззвании набрасывается на патриарха и на меня тень – будто мы вели сношения с заграницей политические, между тем, кроме церковных, никаких отношений не было. Я не принадлежу к числу непримиримых, мною допущено всё, что можно было допустить, и мне предлагалось в более приличных выражениях подписать воззвание, – и я не согласился, за это и выслан. Я доверял митр. Сергию и вижу, что ошибся”[22].

Однако и эти сведения невозможно признать бесспорными. Впрочем, это не значит, что мы хотим давших это показание заподозрить во лжи, – нет. Но всё же в свете иных данных кажется странным высказывание митр. Петра, что “еп. Филипп – еретик” (имеется в виду архиеп. Филипп (Гумилевский), член Синода митр. Сергия). В письме тов. И. В. Полянскому от 11.03.1931 г. митр. Петр выражает к членам Синода митр. Сергия совсем иные чувства:

“Будьте добры передать митр. Сергию <…> мой поклон и усердную просьбу, чтобы он вместе с митр. Серафимом и архиеп. Филиппом, которым также кланяюсь, посодействовали моему освобождению”[23].

Митр. Петр кланяется сергиевским иерархам, а не считает их еретиками, тем более, митр. Серафима, с которым он сотрудничал еще со времен патр. Тихона. То же самое касается и якобы недоверия митр. Петра митр. Сергию, что документами только опровергается. Возможно, что участник “научной экспедиции” что-то преувеличил, но нельзя исключить и того, что митр. Петр мог проявить двоедушие, в одном случае говоря одно, а в другом – другое. В этом мы еще будем иметь возможность удостовериться из других примеров, которые описаны ниже.

Следующий миф, который следует опровергнуть, это утверждение, будто митр. Петр не располагал достоверной информацией о церковных делах во всех подробностях, а потому, находясь якобы в полной изоляции, не имел возможности дать правильную оценку происходящим событиям. Этим-де и объясняется его неопределенность касательно Декларации и её автора митр. Сергия. Из вышедшей на Западе книги очевидца тех давних событий, Елены Лопышанской, лично знавшей еп. Дамаскина (Цедрика) (†1937), мы находим интересное свидетельство о посылке к митр. Петру в место его заключения специального гонца, который должен был доставить ему все документы, подробно рассказывающие о церковных событиях. Ввиду недоступности этой книги широкому кругу читателей приведу из неё обширную выдержку:

«Дисциплинированный, ни на йоту не желающий отступить от канонов, епископ Дамаскин мечтает о том, чтобы раздался голос митр. Петра и прозвучал на всю Православную Церковь.

«Вы видите, – пишет епископ Дамаскин своим друзьям, – что при известных условиях я сам могу отойти от митр. Сергия. Однако, я мыслю тогда достаточные канонические основания отхода… Можно открыто и настойчиво протестовать против беззакония предстоятеля, но через то самим не нарушать церковных канонов. Я в числе других тоже протестую (кое чего уже добился), ставлю под вопрос законность власти, допускающей беззакония, однако, всё время я ощущаю под ногами своими твердую почву канонического основания, с коего я ни на минуту не желаю сходить».

Но митр. Петр в глухой деревушке Хэ Обдорского района Тобольской области. Как до него добраться? Написать письмо и послать по почте? В лучшем случае, оно не дойдет… Поехать лично? Задержат по дороге. Остается одно: послать к митр. Петру доверенное лицо передать ряд документов, иллюстрирующих положение в Церкви, письмо с просьбой сказать своё слово и привезти ответ в той форме, какую митр. Петр сочтет наиболее приемлемой <…>

«Пишу, чтобы предупредить вас о том, что вас посетит дьякон К. – ему я поручил нечто доверительное сообщить вам…” “Доверительное” было устроить по местным церквам среди сочувствующих идее епископа Дамаскина сбор на посылку гонца к митр. Петру. С этим поручением дьякон К. объехал несколько городов. Однако, этот план епископа Дамаскина встретил мало сочувствия среди уцелевшего до того времени рядового духовенства <…>

Тем не менее, в распоряжении епископа Дамаскина оказалось настолько большая сумма денег, что он мог, не теряя времени, выслать гонца[24]. Был уже май месяц. Учитывая климатические условия местопребывания митрополита Петра, с этим делом надо было спешить.

«…Паломник наш уехал раньше получения посылки. Дольше я не мог его задерживать. Помолитесь там, чтобы Господь благословил моё начинание. Я представил туда полную картину самого разнообразного материала, послал и копии сергиевских распоряжений и обращений. Ответа можно ждать лишь в августе…» (Письмо от 21.05.29 г.).

«…Паломник наш благополучно всё сдал, уже вернулся с ответом пока на словах, а на бумаге получится вскоре. Всё мной посланное оказалось там совершенной новостью. Сразу ответа нельзя было послать по обстоятельствам чисто внешнего характера. Посланный говорит, что после ознакомления дедушка (так условно митр. Петра называет еп. Дамаскин), говорил о положении и дальнейших выводах из него почти моими словами… [интересно бы знать, какими именно? – Л. Л. Г.]».

Друзья епископа Дамаскина, видевшиеся с ним после возращения посланца, рассказывали, что он с трудом добрался до той глухой деревушки, где находился митр. Петр <…> Посланец застал митр. Петра совершенно больным. Оставаться в деревне и ждать ответа было бы опасно и для посланца, и для митр. Петра. А внимательное прочтение и изучение 22 документов и принятие по ним решения требовало времени и сил, которые у митр. Петра уже угасали <…> [здесь наблюдается какое-то противоречие в показаниях самого еп. Дамаскина и его друзей: сначала сказано, что митр. Петр отреагировал на ситуацию почти что словами еп. Дамаскина, а значит уже в присутствии гонца он ознакомился с документами, а теперь говорится, что для письменного ответа не хватало времени для прочтения присланного материала, – Л. Л. Г.]

<…> Со всё растущим напряжением ожидал епископ Дамаскин ответа от митр. Петра. «За последнее время, – пишет он, – я сознательно воздерживался от переписки, не желая толочь воду в ступе. Со дня на день жду решающих вестей…» Дни бегут один за другим, монотонные и серые, ни один светлый луч не проникает через советскую оболочку. Подъем духа у епископа Дамаскина сменяется упадком.

«…Впрочем, чего, собственно, я жду? – так пишет он в октябре. – Я прихожу к мысли, что даже решительное слово МП (Митр. Петра) не изменит существенно положения, ибо сущность совершающегося великого греха немногим понятна… Мне начинает думаться, что главнейшей нашей задачей должна быть поставлена задача о внутреннем укреплении самих себя, о накоплении в себе духовных сил, о приуготовлении себя к горшим испытаниям…» (Письмо от 5.X.29 г.).

Митр. Петр голос из своей ссылки не подал <…>

Епископ Дамаскин обыкновенно писал свои послания под копирку в нескольких экземплярах и посылал друзьям. Каждому из них поручалось переписать от руки или на машинке тоже под копирку несколько экземпляров и разослать по приложенным адресам. Адреса были самые разнообразные: тут была и Сибирь, и Кавказ, и Украина, и Урал – все концы Советского Союза. Эта деятельность епископа Дамаскина – последняя вспышка его неутомимой энергии. Затем последовал перелом и переход в подпольную Церковь после окончательного отхода от митр. Сергия»[25].

Итак, благодаря посылке гонца от еп. Дамаскина, митр. Петр уже летом 1929 г. имел всю полноту информации о церковных нестроениях. Судя по всему, митр. Петр при свидании с посланником еп. Дамаскина ничего конкретного так и не сказал, поэтому с таким нетерпением еп. Дамаскин ожидал хоть какого-то письменного и четкого суждения Патриаршего Местоблюстителя. Никаких определенных выводов о том, какую позицию занимал в то время митр. Петр, из вышеприведенного текста сделать не представляется возможным. Все сведения очень смутны и туманны. Ясно одно – если митр. Петр хотя бы высказался в двух словах против канонического общения с митр. Сергием, то еп. Дамаскин не стал бы ждать каких-то еще распоряжений митр. Петра, а сразу же отложился бы от митр. Сергия. Но, как видно из вышесказанного, еп. Дамаскин сделал это только после того, как совершенно отчаялся ждать ответа[26].

Митр. Петр источником сведений имел не только одного еп. Дамаскина. Почти в те же места, где отбывал ссылку митр. Петр, был сослан проф. И. В. Попов[27]. С митр. Петром проф. Попов входил в переписку и отправлял ему денежные переводы[28]. Проф. Попов, конечно, был хорошо ознакомлен с настроениями в церковном обществе и имел возможность получать всю достоверную информацию по всем вопросам церковной жизни. Несомненно, обо всем этом он докладывал митр. Петру. Знал митр. Петр о делах митр. Сергия и со слов участника “научной экспедиции” Н. еще в январе 1928 г. До самого августа 1930 г. с митр. Петром состоял в переписке архиеп. Херсонский Прокопий (Титов), который, будучи противником Декларации митр. Сергия, не отделялся от него, видимо, получив на то непосредственные указания от самого Петра[29]. Настолько ли уж были новостью для митр. Петра переданные ему через гонца еп. Дамаскиным документы?…

Перед нами еще один благочестивый апокриф, который требует решительного опровержения. Приведем его полностью:

«В июне 1926-го года митрополита Петра вывезли из Москвы (тайно) и некоторое время содержали в одиночной камере в Суздале, в крепости бывшего Спасо-Евфимиевского монастыря. В декабре того же года его привезли в Москву и поместили во внутреннюю тюрьму ГПУ. Там состоялась встреча митрополита Петра с Тучковым, который предложил ему добровольно отказаться от Местоблюстительства. Митрополит не согласился, и его тут же отправили этапом через Вятскую, Пермскую, Екатеринбургскую, Тюменскую пересыльные тюрьмы в ссылку в Тобольск.

В одну глухую ночь он был выброшен из вагона на ходу поезда (видимо, таким образом погиб не один епископ). Стояла снежная зима. Митрополит упал в огромный сугроб, как в перину, и не разбился. С трудом вылезши из него, огляделся – лес, снег и никаких признаков жизни. Он долго шел цельным снегом, и выбившись из сил, сел на пень. Сквозь поношенную рясу мороз пробирал до костей. Чувствуя, что начинает замерзать, митрополит стал читать себе отходную.

Вдруг, видит: к нему приближается огромный медведь.

– Загрызет, – мелькнула мысль, но бежать не было сил, да и куда бежать?

А медведь подошел, обнюхал и спокойно улегся у его ног. От огромной медвежьей шубы повеяло теплом. Но вот он заворочался, повернулся к митрополиту брюхом, растянулся во всю длину и сладко захрапел. Долго колебался Владыка, глядя на спящего медведя, потом не выдержал холода и лег рядом с ним, прижавшись к теплому животу. Лежал, и то одним, то другим боком поворачивался к зверю, чтобы согреться, а медведь глубоко дышал во сне и обдавал его горячим дыханием.

Когда начал брезжить рассвет, митрополит услышал далекое пение петухов: жилье. Он осторожно, чтобы не разбудить медведя, встал на ноги. Но медведь тоже поднялся и, отряхнувшись, побрел к лесу. Отдохнувший Владыка пошел на петушиные голоса и вскоре дошел до небольшой деревеньки. Постучавшись в крайнюю избу, он объяснял, кто он и попросил приюта, пообещав, что за все хлопоты и расходы хозяевам заплатит сестра. Владыку впустили и он полгода прожил в этой деревне. Написал сестре, она приехала, но вскоре за ней приехали “люди” в штатском…»[30].

Опубликовавший это предание протодиакон Владимир Степанов-Русак, к сожалению, не указал в своей книге источника, откуда он взял такие сведения, что уже странно, т. к. этот автор в других случаях очень заботится сопровождать свои сведения соответствующими ссылками. По этому поводу епископ РПЦЗ Григорий (Граббе) писал одному из своих духовных чад в России:

“Между прочим. Отец В. Русак поместил очень интересный эпизод о Митроп. Петре и медведе. Об этом я уже читал, кажется, в Парижском Вестнике, но там он был отнесен, насколько помню, не к Митр. Петру, а к Митр. Кириллу. Можно ли более точно выяснить, с кем из двух исповедников это произошло на самом деле? Рассказ буквально одинаковый <…> В Парижском Вестнике это было напечатано на основании чьих-то воспоминаний. Хотелось бы выяснить, чья версия правильнее”[31].

Вопрос пока так и остается без ответа, хотя вполне возможно, что этот случай действительно имел место с одним из епископов-исповедников, тем более, что сам В. Русак замечает, что “видимо, таким образом погиб не один епископ”. Версию же, что это был митр. Петр следует однозначно отвергнуть – прежде всего, потому, что она никак не увязывается с хронологией событий.

По данным В. Русака митр. Петр проживал тайно в неведомой деревне приблизительно с января по июль 1927 г. Это и есть те “пол года”, о которых повествуется в рассказе. Но судя по материалам следственного дела митр. Петра, в Екатеринбургской тюрьме он оказался только к концу января, где 21-го числа имел свидание с Екатеринбургским архиепископом Григорием (Яцковским), главой “григорианского” раскола. В феврале 1927 г. митр. Петр прибыл в село Абалак, где власти повелели ему поселиться на территории упраздненного Абалакского монастыря. Там он был арестован в начале апреля 1927 г. и только потом уже доставлен в Тобольскую тюрьму. Доехал он до неё вполне благополучно (причем, он не на поезде ехал, а плыл на пароме по р. Иртыш), потому что уже 9 июля ВЦИК приговорил его к ссылке в Заполярье, в поселок Хэ, куда он тотчас и был отправлен[32]. В. Русак же называет совсем другие даты, утверждая, что:

“В июне-июле 1927-го года, находясь в ссылке, митрополит Петр вновь подвергся аресту и его заключили в Тобольскую тюрьму”[33].

Таким образом чудо с медведем, по крайней мере, с участием митр. Петра, следует отвергнуть как противоречивый и имеющий сомнительное происхождение.

Что же говорят нам об отношении митр. Петра к “сергианству” достоверные, действительно документальные данные? А открывают они нам довольно печальную картину.

В нашем распоряжении два письма митр. Петра, адресованные митр. Сергию, в которых он изъявляет свой протест против превышения власти своего Заместителя. Письма эти очевиднейшим образом вызваны доставкой митр. Петру материалов от еп. Дамаскина.

“Картина церковных разделений, – пишет м. Петр в письме от дек. 1929 г., – изображается потрясающей. Долг и совесть не позволяют мне оставаться безучастным к такому прискорбному явлению, побуждая обратиться к Вашему Высокопреосвященству с убедительнейшей просьбой исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшее в ней раздоры и разделения и омрачившее репутацию её предстоятелей. Равным образом прошу устранить и прочие мероприятия, превысившие Ваши полномочия”[34].

“Исполнен я душевной боли и о возникших раздорах вокруг Вашего управления и других печальных явлениях, – пишет он же в письме от 26.02.1930 г. – Может быть, эти сообщения пристрастны, может, я достаточно не знаком с характером и стремлением лиц, пишущих мне. Но известия о духовном смятении идут из разных мест и, главным образом, от клириков и мирян, оказывающих на меня сильное давление”.[35]

Что здесь подразумевается под “ошибкой” и “прочими мероприятиями”, которые Сергий призывается устранить, до конца неясно, т. к. прямо против Декларации митр. Петр ничего не говорит, ограничиваясь намеками и полунамеками. Но допустим (а это скорее всего, судя по смыслу речи), что он действительно выступил против неё. Что ж из того?

“Признаюсь, – пишет в том же письме Петр, – что из всех огорчительных известий, какие мне приходилось получать, самыми огорчительными были сообщения о том, что множество верующих остаются за стенами храмов, в которых возносится Ваше имя”.

Казалось бы, радоваться надо, что еще нашлись честные люди, которые не желают примешиваться ко злу, но Петра это почему-то печалит… Почему же? На этот вопрос отвечает он сам:

“Я, конечно, далек от мысли, что Вы решитесь вообще отказаться от исполнения возложенного на Вас послушания – это послужило бы не для блага Церкви”.

Итак, Патриарший Местоблюститель, несмотря на все преступления своего Заместителя, продолжает настаивать на его “правах”, вместо того, чтобы лишить его их во всеуслышание, как это сделали многие и многие епископы, и этим положить конец сергиевскому беззаконию. Но Петр этого не сделал ни теперь, ни потом. Потому что покрывал Сергия[36].

Через год митр. Петр подробно объясняет ГПУ-шникам, почему он не может отказаться от местоблюстительства:

“…Смена местоблюстителя не повлечет ли за собой и смену его заместителя? <…> Несомненно, что исполнение обязанностей этим заместителем должно прекратиться одновременно с уходом замещаемого им лица, подобно тому, как по заявлению митр. Сергия с его уходом прекращает своё существование и учрежденный им синод <…> Я всегда был проникнут к митр. Сергию чувством глубокого уважения и признательности, и мысль о каком-либо ухудшении наших взаимоотношений повергла бы меня в невыразимую скорбь” (Письмо тов. И. В. Полянскому от 11.03.1931 г.)[37].

В тех же словах объясняется митр. Петр и в письме председателю ОГПУ тов. В. Р. Менжинскому от 27.03.1931 г., заявляя, что к устранению митр. Сергия от должности Заместителя

“я не могу отнестись равнодушно. Наш одновременный уход не гарантирует церковную жизнь от возможных трений…”[38].

Итак, даже по прошествии стольких лет после Декларации митр. Сергия митр. Петр, будучи хорошо осведомлен от разных лиц о происходящих в церкви по вине своего Заместителя раздорах, продолжает покровительствовать ему и даже его незаконному “Синоду” перед большевиками, а самому Сергию летом 1930 г. напоминает:

“Ваши полномочия есть Богом благословенные и имеют обязательную силу”[39].

Что же касается отношения митр. Петра к советской власти, то оно выражалось им в то время во вполне сергианском духе. В тяжких обстоятельствах заключения дух митрополита Петра был окончательно сломлен и мы становимся свидетелями его всё большего нравственного падения.

В своих унизительных письмах чекистам в 1931-1933 гг. Петр умоляет Тучкова “проявить ко мне советскую справедливость”, а тов. И. В. Полянскому заявляет: “…не теряю надежды, что в конце концов мы протянем друг другу руку взаимного доверия” (Письмо от 11.03.1931 г.). В письме Менжинскому от 27.03.1931 г. митр. Петр декларирует: “Даю твердое обещание до конца своей жизни быть преданным пролетарскому Государству (?!!!)”.

“С особой настойчивостью утверждаю, – пишет Петр ему же в письме от 25.5.1931 г., – что контрреволюцией я никогда не занимался, каких-либо противоправительственных деяний не совершал и пролетарскому Государству всегда верен, о чем доказал своим охотным участием в подписных листах и пожертвованиями(?!) по личному усмотрению…”

Митр. Петр сначала отказывает Тучкову быть осведомителем ГПУ (т. е. доносчиком на свою паству и сослужителей), но потом долго и нудно раскаивается в этом в письме Тучкову от 20.12.1932 г.:

“По поводу последнего Вашего предложения осмеливаюсь еще раз заявить, что бесспорно я заслуживаю упрека, как нарушивший моральный принцип <…> Виноват и каюсь <…> По-видимому, разрушились шансы и на моё искреннее стремление показать на деле, а не на одном только заявлении своё отношение к Советской власти [сказано почти буквально, как в Декларации митр. Сергия, – Л. Л. Г.]. Тут я проявил полное подчинение её представителю, призвавшему меня к раскаянию при совершенно определенной надежде на выход из положения”.

И, наконец, Петр доходит до того, что поздравляет Тучкова “со днем 15-летия зоркого стража пролетарской диктатуры” (письмо от 20.12.1932 г.) и умоляет освободить себя “по случаю величайших(?!) побед и событий в нашей стране” (письмо от 19.03.1933 г.)[40].

В период с 1932 по 1937 гг. мы не имеем никаких документальных данных о позиции митр. Петра по отношению к митр. Сергию – в частности, о какой-либо перемене в их взаимоотношениях. Почти ничего не сообщают нам по этому поводу и устные предания. Однако, в сочинениях протопресв. М. Польского мы находим упоминание (на основании материалов западной прессы) о том, что

“срок ссылки Митрополита Петра кончался 27 ноября 1935 г. По дошедшим “слухам” митр. Петр был возвращен из ссылки и поселен в г. Коломну. Затем в Нижнем Новгороде состоялась встреча митр. Петра с митр. Сергием, при участии уполномоченных от ГПУ. По сообщению парижской газеты “Возрождение” (апр. 1937 г.) “последний хотел получить от него признание нового устройства церковной жизни и согласие на созыв собора. <…> Большевики якобы предложили ему (Петру) занять патриарший престол, но при соблюдении ряда определенных требований. Митрополит Петр был непреклонен, и ни на какие соглашения не пошел. Вскоре он вновь был отправлен в ссылку”. В дополнение к этому газета “Русская мысль” (от 16.11.1951 г.) сообщила: “Митрополит Петр потребовал у митрополита Сергия передачи ему местоблюстительства, но тоже получил отказ и вскоре вновь был отправлен в ссылку…”[41].

Все эти сведения одинаково неточны. Дело в том, что 23 июля 1931 г., как следует из материалов следственного дела митр. Петра, ОСО ОГПУ приговорило его к заключению в концлагерь сроком на 5 лет. С 1931 г. по июль 1936 г. митр. Петр неизменно находился в одиночном заключении сначала в Екатеринбургской, затем в Верхнеуральской тюрьмах. Но еще до окончании этого срока, 9 июля 1936 г. состоялось новое заседание ОСО при НКВД СССР, на котором было решено продлить митр. Петру срок заключения еще на три года. В той же Верхнеуральской тюрьме он и пребывал вплоть до расстрела[42].

Итак, митр. Петр не находился в месте своей ссылки в п. Хэ уже с лета 1931 г., и в 1935 г. срок его заключения еще не истекал. Не был возвращен митр. Петр в ссылку и позднее. Недостоверно и другое сообщение протопресв. М. Польского:

“По слухам, Митрополит Петр последние месяцы имел некоторое облегчение своей участи. Он был перевезен из места своей отдаленной ссылки(?) ближе к центральной России и при одном из закрытых монастырей имел келлию и какой-то уход, но без права общаться с миром перепиской или встречами с людьми. Здесь он и скончался, пробыв больше десяти лет в заключении”[43].

Этого не было вовсе.

Но всё-таки не исключено, что митр. Петр действительно имел встречу с митр. Сергием. Ничего удивительного в том нет, если этот эпизод мог быть не отмечен в материалах следственного дела митр. Петра[44]. Но где, когда именно, при каких обстоятельствах происходила эта встреча, к каким результатам она привела, доподлинно ничего на сегодняшний день неизвестно. Впрочем, нечто об этих переговорах сообщает в своих сочинениях схимонах Епифаний (Чернов), который писал, что митр. Сергий

“несколько раз вызывал к себе из ссылки Митр. Петра и пытался склонить его на свою сторону, обещая ему всяких благ и почестей, но митр. Петр остался тверд, как камень. – Когда же происходило последнее свидание, митр. Сергий, истощив все свои средства соблазнов и уговоров, крикнул в злобе Митр. Петру: “Ну так и сгниешь в ссылке!” На это Митр. Петр ответил: «Сгнию, но с Господом, – а не с тобою, Иудой-предателем!»”[45].

Здесь о. Епифаний даже свидетельствует, что таких встреч было несколько. Из контекста этих показаний выходит, что первые встречи происходили где-то в начале 1930-х гг. (время ссылки Петра). Но в это самое время митр. Петр, как мы знаем из его собственных посланий, никакой “твердости” по отношению к митр. Сергию отнюдь не проявлял. Требования же последнего сводились к двум главным пунктам:

1) признание Декларации без оговорок;
2) отказ от местоблюстительства в пользу Сергия.

Даже если в данном случае митр. Петр проявил “твердость”, т. е. Декларацию не признал и от местоблюстительства не отказался, – проблема от этого, опять-таки, не разрешается. Что же касается последней встречи, когда, в конце концов митр. Петр будто бы назвал Сергия “Иудой-предателем”, то, конечно, почитателям “исповедничества” митр. Петра можно было бы вздохнуть с облегчением, если сведения схим. Епифания действительно точны. Ни подтвердить, ни опровергнуть их какими-либо иными данными пока невозможно, и это остается на сегодняшний день единственным неопровергнутым свидетельством за митр. Петра. Тем не менее, оно достаточно позднее и недокументированное, больше похожее на сплетни, чем на факт (М. Польский даже свои сведения называет всего лишь “слухами”). И больше похоже на то, что спор шел о церковных полномочиях, которые Петр просто не хотел уступать Сергию. Банальная борьба за власть, а не за чистоту веры.

11 сентября 1936 г. властями и митр. Сергием было объявлено, что митр. Петр скончался. Эта провокация нужна была большевикам для того, чтобы Сергий объявил сам себя Местоблюстителем. Митр. Петру об этом стало известно. По этому поводу мы имеем упоминание о последнем распоряжении митр. Петра –

“даже в случае известий о его смерти поминать его имя – Главы Русской Православной Церкви – как символ единства и верности этой Церкви”.

По данным проф. И. М. Андреевского,

“об этом свидетельствовал священномученик епископ Дамаскин, имевший по его словам, в своих руках это последнее распоряжение Местоблюстителя Патриаршего Престола”[46].

Как видно, ничего существенного и это упоминание не проясняет во взаимоотношениях митр. Петра с Сергием, и главный вопрос остается неразрешенным: лишил ли митр. Петр митр. Сергия заместительских полномочий, осудил ли его как отступника?

Митрополит Петр и ИПЦ

Всё доселе здесь сказанное будет выглядеть мало убедительно, если бы это было только личной точкой зрения автора. Однако она вполне разделялась лучшими и авторитетнейшими представителями ИПЦ (т. н. «Катакомбной» Церкви). Более того, – они настолько резко отрицательно были настроены против митр. Петра, что не остается никаких сомнений в соответствии с действительностью вышеизложенного.

Проф. И. Андреев в своем кратком обзоре истории Русской Церкви нечто упоминает о том, что “завещание Патриарха с назначением себе преемником” митр. Петра “вызвало вполне законное смущение епископата”[47].

Отнюдь не большинство епископата признало законными и полномочия митр. Петра после пресловутого Совещания архиереев в Донском монастыре. Согласно новейшим данным (пока не подтвержденным)[48] одними из первых против Петра выступили схиепископ Маловишерский Макарий (Васильев) (†1944) и епископ Ижевский Стефан (Бех) (†1933), которые не признали его Местоблюстителем. Отказался признавать Петра, а затем и Сергия задолго до появления Декларации, еп. Павел (Кратиров), из-за чего с ним у “иосифлян” возник скандал, т. к. те на Украине стали обвинять его в “неправославности”. И только после того, как в дело лично вмешался архиеп. Димитрий Гдовский, который доказывал сомневающимся, что еп. Павел “по-настоящему православный и подлинный иосифлянин”, волнение удалось ликвидировать[49].

Их взгляды разделял и епископ Андрей (Ухтомский) вместе с внушительным числом своих последователей и ставленников.

Митр. Петра еп. Андрей характеризовал так:

“Это был московский самодержец в духовном сане, с помощью многих и сложных шахматных ходов занявший это место”.

Митр. Петр ненавидел еп. Андрея, запретив его в священнослужении 13(26).04.1926 г. за акт воссоединения со старообрядцами-беглопоповцами и бесконтрольное поставление епископов в чужие епархии.

“…Этот Петр, – писал по этому поводу еп. Андрей, – духовный самодержец, опираясь на самодержца совсем не духовного, узнав о моей молитве со старообрядцами в Асхабаде (узнав по каким-то сплетням), запретил мне священнослужение… Это было бы ужасно как страшно, если бы ранее я признал Петра самодержцем над собой. Но так как я отказался признать Петра в апреле 1925 года самодержцем, – как признали другие, – то в октябре этого года я не признал, разумеется, и его запрещение”[50].

Специально для выяснения дела к митр. Агафангелу Ярославскому еп. Андреем был направлен еп. Питирим (Ладыгин). Следует особо подчеркнуть, что митр. Агафангел полностью поддержал еп. Андрея, сказав ему, что его “церковное поведение безупречно”[51].

Это не было случайностью. Мало кто обращает внимание на то, что группа Ярославских архиереев в своем Обращении к митр. Сергию от 24.01(6.02).1928 г. особо подчеркнула, что

“ни церковные каноны, ни практика Кафолической Церкви Православной, ни постановления Всероссийского Церковного Собора 1917-1918 гг. далеко не оправдывают Вашего стояния у кормила высшего управления нашей отечественной Церковью”.

Таким образом митр. Агафангел и единомышленные с ним иерархи ясно засвидетельствовали, что полномочия митр. Сергия вообще незаконны, не имеют и никогда не имели никаких канонических оснований. Следовательно ярославские архиереи были против единоличной передачи церковной власти по преемству, а отсюда нетрудно сделать соответствующий вывод об их отношении и к полномочиям самого митр. Петра, в которых они уж, по крайней мере, сомневались.

В своих ответах, данных на собрании благочинных Уфимской епархии 3.07.1926 г., еп. Андрей разъяснял относительно митр. Петра:

“Буду отвечать прямо: я не считаю митрополита Петра Крутицкого способным понимать церковную жизнь; это человек, который попал в монахи “по сокращению” на советской службе и способен церковную жизнь только путать. Это я предчувствовал весной 1925 года, и моё предчувствие оправдалось, – он запутал всё до невозможности <…> Я очень твердо знаю свои канонические обязанности, чтобы не забыть своих прав оберегать свою паству от всякого недостойного “епископата” и от всяких темных сил, расхищающих наше духовное стадо. Кроме этих соображений, я, в силу 76 Апост. правила и 23 правила Антиох. Собора, не могу признать передачи управления всей Русской Церковью по каким-то тайным духовным завещаниям. Эта игра в завещания совсем неканонична”[52].

“…После смерти п. Тихона, – писал позднее еп. Андрей, – его место совершенно анти-каноническим путем занял митр. Петр со званием местоблюстителя патриаршего престола. Его управление можно характеризовать одним словом: диктатура (хотя и кратковременная)”[53].

Еще более негативное отношение к митр. Петру высказывалось участниками т. н. “Кочующего” Собора 1928 г., о котором появились сведения в первой половине 1990-х гг. Данные об этом Соборе, впрочем, предоставлены лицом с явно “подмоченной” репутацией, однако сами они могут быть достоверными и происходить из секретных архивов КГБ. Ниже я приведу соответствующую выдержку из отрывочно сохранившихся стенограмм заседаний собора. При этом необходимо заметить, что участники прений выступали не только от своего имени. Так, епископ Иов (Гречишкин) (†1936) являлся будто бы личным представителем еп. Андрея Уфимского и всех “андреевцев”, прот. Павел Боротинский (†1938) представлял еп. Серафима (Звездинского) (†1937), прот. Петр Первушин из Москвы  имел полномочия лично от архиеп. Феодора (Поздеевского) и всех “даниловцев”, а тайный еп. Марк (Новосёлов) якобы являлся выборным председателем Собора от всех “непоминающих” и общим идеологом ИПЦ. Итак, вот эта стенограмма:

“О. П. Боротинский – Петр – предатель. Его надо осудить сейчас, потом будет поздно.

Еп. Иов – Владыка Андрей говорит то же самое.

Еп. Марк – Я вполне с вами согласен.

О. П. Боротинский – Он настоящий враг и покрывает Сергия. Владыка святый, помните, как Владыка Серафим плакал, что поручился за него перед архиереями?

Еп. Марк – Помню.

О. П. Боротинский – А ведь многие были против.

Еп. Марк – Все наши были против. Владыка Феодор ему никогда не доверял.

Еп. Иов – Он захватил власть. Уже давно говорят, что он служит Тучкову.

Еп. Марк – Я слышал об этом.

О. П. Первушин – Я тоже слышал.

Еп. Иов – Петра нельзя слушать. Как он злобствовал против Владыки Андрея!

Еп. Марк – Я помню. Но Владыку Андрея не так легко сломать <…>

О. П. Боротинский – Это правда, что Владыка Митрополит уперся и продолжает поминать Петра?

Еп. Марк – Правда. Ничего не можем поделать.

О. П. Боротинский – Мы еще наплачемся с Иосифом. Почему он так себя ведет?

Еп. Марк – Этого никто не понимает.

О. П. Первушин – Если бы не Владыка Митрополит, Петр был бы осужден.

О. П. Боротинский – Петр покрывает Сергия. На что он надеется?

О. П. Первушин – Петр такой же шахматист, как Сергий. Они друг друга съедят, как два тарантула <…>”[54].

Из этих диалогов нам открываются очень интересные детали. Например, выясняется, что “даниловцы” (одно из течений в ИПЦ) изначально были против избрания митр. Петра в Местоблюстители, и только ходатайство еп. Серафима (Звездинского) (о чем он впоследствии весьма сожалел) решило дело в пользу Петра. Отсюда ясно, что позже Петр был отвергнут частью “даниловцев”, в том числе и таким авторитетом, как архиеп. Феодор (Поздеевский).

Но если “андреевцы” и “даниловцы” в основном были единомышленны в отношении митр. Петра, то с “иосифлянами” возникла проблема, т. к. их лидер, митр. Иосиф Петроградский, несмотря ни на что, продолжал поминать Петра, получив за это от Собора порицание.

Занимательно, что летом 1928 г. в Ленинграде прот. Павел Боротинский встречался с архиепископом Димитрием (Любимовым) и прот. Феодором Андреевым, которых он

“обвинял в том, что они <…> должны были бы своё разоблачение начать не с митрополита Сергия, а с патриарха Тихона и его заместителя митрополита Петра Крутицкого – по существу первых зачинателей лояльного отношения к соввласти, а не мечтать об этом и больше того – признавать руководителем Православной Русской Церкви – Крутицкого…”[55].

Однако после окончания Собора отношение к митр. Петру стало меняться и у части “иосифлян”. Так, например, ранее признававшие его архиепископы Димитрий (Любимов) Гдовский и Григорий (Лебедев) Шлиссельбургский впоследствии также перестали почитать и признавать митр. Петра[56]. За ними, очевидно, последовали и архиереи т. н. “дмитровского” направления “иосифлян”, отличавшиеся крайне радикальными взглядами[57]. И чем дальше шло время, чем яснее становилось, что Петр покровительствует митр. Сергию, не желая устранить его от управления церковью и признать отступником, тем больше “непоминающих” архиереев отлагалось от митр. Петра. Даже митр. Иосиф Петроградский, очевидно намекая на это, свидетельствовал, что движение непоминающих

“не в силах остановить даже имя и авторитет главного нашего начальника, митрополита Петра. Всякая попытка его в этом роде истолкована была бы как его отклонение от здравых суждений, от истины, и неминуемо кончилась бы лишь отпадением верующих масс и от самого митр. Петра”[58].

Это и происходило на самом деле, ибо к чему бы еще об этом говорить митр. Иосифу?!

Но всё же многие продолжали признавать митр. Петра своим главой. Это были те иерархи, которые, либо не хотели верить в отступничество Петра, либо не имели о нем достоверной информации. Таковые действительно считали митр. Петра, ни много ни мало, Главой “Катакомбной” Церкви, хотя он сам на таковую роль никогда не претендовал. Кроме того, явно покровительствуя Сергию, митр. Петр вводил в заблуждение последователей ИПЦ. Мы имеем одно единственное упоминание о том, что митр. Петр призывал не подчиняться митр. Сергию – от свящ. Н. Заварина, который в середине 1930-х гг. писал:

“Не знаю, какого мнения о митрополите Сергии сейчас митрополит Петр, но знаю, что в 1930-м он был против него. Я лично читал его письмо к архиепископу Димитрию, где митрополит Петр отрицательно отзывался о митрополите Сергии и его действиях, называя их прикрытым обновленчеством и советовал православным чадам воздерживаться от признания Сергия”[59].

Точность пересказа этого письма оставим на совести о. Н. Заварина, хотя и здесь очевидно, что он, разъясняя ранее известную ему политику Петра, тем не менее, не берется однозначно судить о её неизменности в позднейшее время. Но если он ничего не преувеличил, то поведение Петра невозможно расценить как просто-напросто лукавое двоедушие, самую настоящую двойную игру. Ведь в тех же 1930 и 1931 гг. Петр писал Сергию прямо противоположное – что отказ митр. Сергия от заместительства послужит “не для блага Церкви”, и эту политику Петр проводил во всё последующее время, постоянно защищая как свои права, так и права своего “Заместителя”…

Митрополит Петр и РПЦЗ

Что бы ни говорили современные идеологи РПЦЗ, но в течение первых 8 месяцев Заграничный Синод не признавал митр. Петра в качестве Патриаршего Местоблюстителя. Тогда Архиерейским Синодом РПЦЗ был подготовлен Проект о Местоблюстительстве Патриаршего Престола Заграницей, согласно которому митр. Антоний (Храповицкий) должен был возглавить всю Российскую Православную Церковь в роли временного Заместителя Патриарха. В числе причин непризнания митр. Петра Арх. Синод высказал опасения, что

“советская власть будет препятствовать осуществлению каноническим Местоблюстителем Патриаршего Престола своих прав и обязанностей, и не допустит канонического избрания нового Патриарха”, а также, что “под давлением советской власти преемство всероссийской канонической высшей церковной власти может быть нарушено” (Определение Арх. Синода РПЦЗ от 27.03(9.04).1925 г.).

По мнению Д. В. Поспеловского,

“«карловчане» отказывались признать Петра местоблюстителем под тем предлогом, что его назначение покойным Патриархом неканонично; вероятно, они опасались, что Петр продолжит антикарловацкую политику Тихона”[60].

Тот же Поспеловский приводит и интересное письмо архиеп. Анастасия (Грибановского) (будущего Первоиерарха РПЦЗ), которое отражает бывшее отношение к митр. Петру тогдашнего руководства Заграничного Синода. В нем, в частности, говорилось, что м. Петр

“не имеет и малой доли того авторитета, каким обладал почивший святейший <…> он слишком спешит протянуть руку общения и дружбы советской власти. Свою роль в опубликовании “завещания” [имеется в виду предсмертное послание патр. Тихона, – авт.] он <…> даже ставит себе <…> в заслугу”[61].

И только 30.10 (12.11).1925 г. Арх. Синод РПЦЗ постановляет признать митр. Петра законным Патриаршим Местоблюстителем и главой всей Российской Церкви, а также ввести обязательное поминовение его имени во всех заграничных церквях[62].

Участник движения ИПЦ прот. Павел Боротинский в связи с этим свидетельствовал:

“…Отношение к митрополиту Крутицкому, которого Храповицкий считает законным местоблюстителем Православной Церкви <…>, видимо, <…> составилось из-за недостаточной информации о действительной роли Крутицкого”[63].

Теперь, когда информация эта стала доступной, умалчивать о роли митр. Петра со стороны РПЦЗ было бы, по меньшей мере, нечестно.

Заключение

Каковы же выводы и каноническая оценка полномочий и действий митр. Петра Крутицкого?

1) Его полномочия как Патриаршего Местоблюстителя основаны на неканоническом единоличном Завещании Патр. Тихона от 7.01.1925 г., не имеющем оснований в постановлениях Поместного Собора 1917-18 гг. и изданном в нарушение 23-го правила Антиохийского Собора.

2) Утвердившее митр. Петра в должности Патриаршего Местоблюстителя Совещание 60-ти архиереев, происходившее в Донском монастыре 30.03(12.04).1925 г., также неканонично по нескольким основаниям: а) по своему составу и объему работы и целям оно не могло приравниваться к Собору; б) оно не было свободным в своих решениях, поскольку всецело контролировалось и было созвано по протекции ГПУ; в) оно избрало митр. Петра на основании неканонических действий почившего Патриарха, а не на основании церковных канонов и определений, выработанных Поместным Собором РПЦ 1917-18 гг.; г) часть архиереев покинуло Совещание еще до его окончания.

3) Признание митр. Петра Патриаршим Местоблюстителем, как позже и митр. Сергия – Заместителем, в период до Декларации 1927 г., было личным делом отдельных архиереев и не могло в обязательном порядке быть навязано всей Российской Православной Церкви до созыва канонического, свободного от внешнего давления Поместного Собора.

4) Митр. Петр Крутицкий совершил ряд антиканонических деяний, которые суть таковы: а) несмотря на свой арест и заключение и функциональную невозможность отправлять свои права и обязанности, он продолжал управлять Российской Церковью, игнорируя единственно законный путь децентрализации церковной власти на основании Указа № 362 патр. Тихона от 1920 г.; б) единолично назначил себе Заместителя, введя тем самым совершенно новую должность по управлению Российской Православной Церковью, не предусмотренную ни Поместным Собором 1917-18 гг., ни патр. Тихоном, ни другими авторитетными церковными инстанциями; в) допустил до возглавления церковью бывшего обновленца, запятнавшего себя предательством – митр. Сергия (Страгородского), не оговорив специально объёма его полномочий; г) открыто не осудил и не аннулировал Декларацию митр. Сергия 1927 г. о единении церкви с государством большевиков; д) никаким актом не отнял от митр. Сергия полномочий Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, ни запретил его в священнослужении за явное превышение власти и отступничество; е) перед лицом врагов христианства исповедовал “сергианство” в самой оголтелой его форме; ж) по отношению к митр. Сергию допустил двоедушие, на словах перед представителями ИПЦ порицая его и даже призывая воздерживаться от общения с ним, а на деле покровительствуя митр. Сергию перед властями и подтверждая его полномочия в личной с ним переписке.

5) Почитание митр. Петра главой “Истинно-Православной Церкви” частью “непоминающих” архиереев, а также РПЦЗ в период после издания Декларации митр. Сергия 1927 г. основано не столько на фактическом убеждении в правоте догматическо-канонической оценки “сергианству” Патриаршего Местоблюстителя, сколько на необоснованном воображении (отчасти инспирированном самим митр. Петром) по причине информационного вакуума, когда разнообразные слухи и мифы зачастую играли решающую роль. Поэтому никакое почитание митр. Петра в качестве канонизированного “святого” невозможно до тех пор, пока не будут открыты достоверные данные об осуждении им лично митр. Сергия и его отступничества.

6) Никакое каноническое преемство не может быть основано на ошибках, заблуждениях и произволе церковной иерархии, тем более отдельных высокопоставленных лиц, дерзнувших единолично распоряжаться властью от лица церкви.

7) Преемство церковной власти во всех ветвях Русской Церкви, основанное на незаконных полномочиях митрополита Петра, не может считаться каноническим.

 

Л. Л. Гифес
24 июля 1998 г. (редакция март 2017)

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Единственно верная каноническая оценка “григорианскому” расколу дается в книге: В объятиях семиглавого змия, стр. 43-44.

[2] Иоанн (Снычев), митр. Цит. соч., стр. 81.

[3] Регельсон Л. Цит. соч., стр. 103.

[4] Письмо митр. Агафангелу от 31.05(13.06).1926 г. // Акты Патр. Тихона…, стр. 478-479.

[5] Там же, стр. 678.

[6] Там же, стр. 490.

[7] Польский М., протопр. Новые мученики Российские. Т. 2, стр. 13. Хотя архиеп. Серафим не стал писать собственного Завещания, однако, права Заместителя вернул обратно митр. Сергию, о чем впоследствии весьма сожалел.

[8] Акты Патр. Тихона…, стр. 695.

[9] Там же, стр. 458.

[10] Письмо митр. Кирилла митр. Сергию от 10-12.11.1929 г. // Там же, стр. 657.

[11] Резолюция митр. Сергия от 31.05(13.06).1926 г. // Там же, стр. 477.

[12] Послание ВВЦС от 28-30.04(11-13.05).1927 г. // Там же, стр. 496.

[13] См.: Суждение 25 архиереев по поводу “григорианского” ВВЦС от 20.03(2.04).1926 г. // Там же, стр. 450.

[14] Там же, стр. 463.

[15] Там же, стр. 479.

[16] Телеграмма митр. Агафангела митр. Сергию от 4(17).06.1926 г. // Там же, стр. 480.

[17] Там же, стр. 510.

[18] Там же, стр. 529.

[19] Письмо от дек. 1929 г. // Там же, стр. 682.

[20] Иоанн (Снычев), митр. Цит. соч., стр. 126.

[21] См.: “Православная жизнь”. 1997. № 2, стр. 25. Это предание приписывается непосредственно еп. Нектарию (Трезвинскому) (†1937).

[22] Пантелеймон, архим. Луч света… Т. 2. Джорд. 1970, стр. 61.

[23] Акты Патр. Тихона…, стр. 881. Несомненно здесь имеется в виду именно архиеп. Филипп (Гумилевский), а не архиеп. Филипп (Ставицкий), ибо последний не был членом Синода митр. Сергия.

[24] Как позже выяснилось, гонцом этим была монахиня Ирина Бурова из Сибири. – См.: Дамаскин (Орловский), иером. Цит. соч. Т. 2, стр. 359. Сведения В. В. Антонова, что гонцом являлся диакон К. неверны, т. к. последний собирал только пожертвования для еп. Дамаскина, но сам не ездил к митр. Петру. – См.: Антонов В.В. Указ. соч., стр. 78-81.

[25] Е. Л. Епископы-исповедники. Сан-Франциско. 1971, стр. 77-82; см. также: Польский М., протопр. Новые мученики Российские. Т. 1, стр. 161.

[26] Некоторые данные о том, что же всё-таки поведал посланнику еп. Дамаскина митр. Петр, сообщается в письме свящ. Г. Селецкого митр. Иосифу (Петровых) от 17.09.1929 г., написанном по просьбе архиеп. Димитрия (Любимова). Приведу его полностью:

“Исполняю просьбу Высокопреосвященного архиепископа Димитрия и письменно излагаю те сведения, какие мне сообщил находящийся в ссылке еп. Дамаскин. Ему удалось наладить сношения с м. Петром, послать через верного человека полную информацию обо всем происходящем в Русской Церкви. Через этого посланного м. Петр устно передал следующее:

  1. Вы, епископы, должны сами сместить м. Сергия.
  2. Поминать м. Сергия за богослужением не благословляю.
  3. Киевский акт т. н. “малого собора епископов Украины” об увольнении 16 епископов от занимаемых ими кафедр считать недействительным.
  4. Письмо еп. Василия (рязанского викария) сообщает неправду (точное выражение!).
  5. На вопросы отвечу письменно.” – См.: Антонов В. В. Ложь и правда. // “Русский Пастырь”. 1994. № 19, стр. 79-80.

Наиболее занимательны в этом письме первые два пункта. Возникает вопрос: почему митр. Петр, единолично назначив на заместительство митр. Сергия, также единолично не желает его сместить? Ведь митр. Петру было хорошо известно, что собрать открытый Собор архиереев для канонического суда над м. Сергием невозможно! С другой стороны, многие епископы уже с 1927 г. не признавали м. Сергия. Однако, м. Петр продолжает настаивать на еще каком-то дополнительном “смещении” м. Сергия, но каким путем – не оговаривает, из чего ясно, что м. Петр пытается “усидеть на двух стульях”: с одной стороны, в угоду м. Сергию, сам не желает осудить его; с другой, поддакивая антисергиевским силам, в то же время ставит перед архиереями невыполнимую задачу, не решив которую так, как хотелось бы своевластию Петра, Сергий остается “законным” Заместителем.

Касательно второго пункта можно с уверенностью констатировать: запрещение митр. Петром поминать Сергия прямо не касается законности полномочий последнего, ибо непоминание и непризнание м. Сергия – две разные вещи, т. к. по смыслу завещания м. Петра поминовение наравне с ним м. Сергия, как Заместителя, не предусматривалось. Митр. Сергий в глазах Петра оставался бы законным его Заместителем безразлично, поминалось его имя за богослужением или нет.

[27] По имеющимся данным проф. И. В. Попов всю весну и лето 1928 г. отбывал срок заключения в Соловецком концлагере. Однако у прот. М. Польского есть свидетельство, что проф. И. В. Попов находился на Соловках до ноября 1927 г., затем был переведен на материк в Кемский лагерь, а уже в апреле 1928 г. выслан на р. Обь, где проживал между Березовым и Обдорском, т. е. в непосредственной близости от митр. Петра. – См.: Польский М., протопр. Новые мученики Российские. Т. 1. Джорд. 1949, стр. 200.

[28] Дамаскин (Орловский), иером. Цит. соч. Т. 2, стр. 359.

[29] См.: Шкаровский М. Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. СПб. 1999, стр. 120.

[30] Степанов (Русак) В. Свидетельство обвинения. Т. 1. М. 1993, стр. 173-174.

[31] Григорий (граф Граббе), еп. Письма. М. 1998, стр. 94.

[32] Дамаскин (Орловский), иером. Цит. соч. Т. 2, с. 358; Акты Патр. Тихона…, стр. 879.

[33] Степанов (Русак) В. Цит. соч. Т. 1, стр. 174.

[34] Акты Патр. Тихона…, стр. 681.

[35] Там же, стр. 691.

[36] М. Польский приводит цитату из письма митр. Петра 1930 г. митр. Сергию: “…если Вы не в силах защитить Церковь, уйдите в сторону и уступите это место более сильному” (см.: Новые мученики Российские. Т. 1, стр. 142). Однако такой цитаты в письме от 26.02.1930 г. нет. По-видимому, у Польского дан сильно искаженный пересказ этого письма. Допустить, что существовало еще какое-то письмо митр. Петра митр. Сергию в том же 1930 г. нет оснований, т. к. его полный текст нигде никем не приводился, равно как и не указывалась хотя бы точная дата его написания. Кроме того, цитата у Польского прямо противоречит тому, что в действительности в то время писал Петр.

[37] Акты Патр. Тихона…, стр. 880-881.

[38] Там же, стр. 881.

[39] Сопроводительная записка митр. Петра В. Р. Менжинскому. // Дамаскин (Орловский), иером. Цит. соч. Т. 2, стр. 511.

[40] См.: Акты Патр. Тихона…, стр. 880-886.

[41] Польский М., протопр. Новые мученики Российские. Т. 2, стр. 287-288.

[42] Митр. Петр был расстрелян 10.10.1937 г. и погребен в Магнитогорске. – См.: Дамаскин (Орловский), иером. Т. 2, стр. 366-369; Акты Патр. Тихона…, стр. 880.

[43] Польский М., протопресв. Новые мученики Российские. Т. 2, стр. 143.

[44] Хотя не исключено, что иером. Дамаскин (Орловский) мог просто умолчать о нем.

[45] Епифаний (Чернов), схим. О сергианстве. 1953. Машинопись, стр. 23. От кого узнал об этих встречах о. Епифаний, он, к сожалению, не сообщает. Однако, мы можем заключить, что это сообщение им было получено в начале 1950-х гг. в лагере от кого-то из заключенных ИПХ.

[46] Андреев И.М., проф. О положении Церкви в Советском Союзе. Катакомбная Церковь в СССР. Джорд. 1951, стр. 7.

[47] Андреев И.М., проф. Краткий обзор Истории Русской Церкви от революции до наших дней. Джорд. 1951, стр. 48.

[48] Личный Архив о. Никифора (фон Рихтер-Меллин). П. 4, л. 30-32.

[49] См.: Шкаровский М. Указ. соч, стр. 100.

[50] Андрей (кн. Ухтомский), архиеп. История моего старообрядчества. // Зеленогорский М. Цит. соч., стр. 199-200.

[51] Там же, стр. 201.

[52] Там же, стр. 194.

[53] Там же, стр. 230.

[54] Амвросий (Сиверс), архиеп. Катакомбная Церковь: “Кочующий” Собор 1928 г. // “Русское Православие”. № 3(7). 1997, стр. 17-18.

[55] Протокол допроса свящ. П. А. Боротинского от 28.12.1931 г. // История РПЦ. Новый Патриарший период. Т. 1, стр. 989.

[56] Данные основаны на частных архивах, подлинность которых пока не подтверждена.

[57] О “дмитровском” течении (названном по имени архиеп. Димитрия Гдовского) “иосифлян” см.: Осипова И. “Сквозь огнь мучений и воды слез…” М. 1998, стр. 39, 41, 56, 58, 59. К “дмитровскому” направлению принадлежали следующие архиереи: еп. Варлаам (Лазаренко), еп. Павел (Кратиров), еп. Алексий (Буй), еп. Василий (Докторов), еп. Иерофей (Афонин), еп. Максим (Жижиленко). Существовало в “иосифлянстве” также и еще одно “крайне правое” течение – “макарьевское” (по имени схиеп. Макария Маловишерского). К нему принадлежали: схиеп. Макарий (Васильев), еп. Стефан (Бех), архиеп. Григорий (Лебедев), еп. Иоанн (Лошков), еп. Роман (Руперт), еп. Модест (Васильков). К более “умеренным” принято относить: еп. Сергия (Дружинина), митр. Иосиф (Петровых), еп. Дамаскина (Цедрик), архиеп. Серафима (Самойловича), еп. Гавриила (Красновского).

[58] Осипова И. История РПЦ по материалам следственных дел. // “Православная Русь”. 1997. № 14, стр. 3.

[59] Хлебников М. Движение истинно православных в Костромской губернии. // “Православная жизнь”. 1997. № 5, стр. 16.

[60] Поспеловский Д. Русская Православная Церковь в XX веке. М. 1995, стр. 129.

[61] Письмо архиеп. Анастасия кн. г. Р.Трубецкому от 24.05.1925 г. // “Вестник РСХД”. 1987. № 151, стр. 229-230.

[62] См.: Никон (Рклицкий), архиеп. Жизнеописание блаж. Антония, митр. Киевского и Галицкого. Монреаль. 1960. Т. 6, стр. 205-212.

[63] Цит. по: История РПЦ. Новый Патриарший период. Т. 1, стр. 990.