Старообрядцы первыми испытали на себе последствия никонианской папо-цезаристской реформы патриаршей власти, произведенной в XVII веке. Казни, пытки, гари, тюрьмы, гонения, бегство, подполье, изъятие церковного имущества, гражданские лишения, разорения монастырей и церквей – всё это стало никонианским предвозвестием грядущего красного террора, постигшего Россию в ХХ веке.

Отсутствие литературы у старообрядцев по вопросу о каноническом достоинстве института патриаршей власти не располагает делать окончательных выводов об их отношении к обсуждаемой проблеме восточного папизма. Вообще, отношение старообрядцев к дониконовской церковной истории погрешает излишней идеализацией. Однако из их собственной практики мы видим, что определенные исторические уроки из патриаршества Никона они сумели для себя извлечь, в том числе и в отношении практической целесообразности той или иной формы церковного устройства. Я имею в виду тот несомненный факт, что у старообрядцев всех без исключения согласий народ самым активным образом принимал участие в церковном управлении, в выборах клира и епископата, а это первый и наиглавшейший признак преобладания у них соборных начал[1]. Трудно сказать, сделавшись господствующим исповеданием, возвратились бы старообрядцы к патриаршеству или их церковь по-прежнему возглавлял митрополит? На этот вопрос нет ответа, поскольку старообрядцы не могли свободно это решать. Так «Белокриницкая» первенствующая кафедра была учреждена австрийскими властями на правах митрополии, а на московскую епархию был допущен, опять-таки, с позволения российских властей, только архиепископ. Переменить что-либо старообрядцы, завися в сложившемся положении от светских властей, не имели возможности. Притеснения же со стороны последних делали восстановление патриаршества для старообрядцев и неудобным, и совершенно ненужным в тех условиях. Но дело всё-таки не в титулах, а в сути вещей. Если у старообрядцев митрополит играет роль патриарха (а скорее всего это так и есть), то говорить о соборности бессмысленно. Недавнюю реанимацию патриаршества в одной из ветвей «беглопоповского» согласия нельзя воспринимать иначе как бутафорию. Делать на этом основании серьезные далеко идущие выводы невозможно. Однако папистические тенденции здесь налицо в любом случае.

Если взглянуть на положение в старообрядчестве сегодня, то станет очевидно, что попытка возврата к соборности там потерпела крах. Старообрядчество советское и старообрядчество дореволюционное – это две совершенно разные вещи, их не надо путать. Нынешнее старообрядчество всех толков – это не что иное, как «сергианство по старому обряду», т. е. тот же папизм, моделируемый «сверху» безбожными властями. Что же касается вымирающих маргинальных старообрядческих сект, то там, безусловно, больше позитивного, но они не играют никакой роли и не имеют влияния на общее течение и тенденции старообрядчества в целом.

Лучшие дореволюционные традиции старообрядчества в попытке восстановления соборных начал были позаимствованы новомучениками и исповедниками (никонианского толка) при возникновении новых большевистских гонений и сергианства. Поговорим об этом подробнее.

*     *     *

Как только Российская церковь вступила в эпоху великих реформ (1905-1917), в среде церковной иерархии тут же раздались голоса, указывавшие на неканоничность и даже еретичность синодального управления. В начале 1906 г. обер-прокурор К. П. Победоносцев вынужден был, ввиду объявленной перспективы Поместного Собора, запросить циркулярно от всех епископов мнение о желательности реформ в Русской церкви. Епископы немедленно откликнулись потоком критических записок, почти единодушно отвергавших существующий синодальный строй и предлагавших широкий план реформ. Четыре больших тома этой епископской критики были официально изданы Св. Синодом (СПб. 1906 г.). Их дополняли еще 11 огромных томов такой же критики «Предсоборного Присутствия» и «Предсоборного Совещания» (СПб. 1906-1912 гг.). Таким образом минувший синодальный период был критически освещен и признан дефектным[2].

Но нас больше интересует мнение по данному вопросу новомучеников и исповедников – главным образом, основателей подпольного «катакомбного» движения. Обличая олигархическое начало в синодальной системе, построенной на принципах коллективного папизма, новомученик Гермоген, еп. Тобольский, в своем выступлении на Поместном Соборе 1917-18 гг. отметил:

«Синод сконструирован по Кальвинским типам, по Пуфендорфу, по немецким основам, а не по духу Православной Церкви. Как же его назвать, как не еретическим, Кальвинским строем?… По конструкции Синод – еретическое учреждение не только по отношению к епископам, но и к тем лицам, которые при нем пристроились… Когда собрался Собор, то почему не сказать правды, что Синод был еретическим?… Конструкция Синода может угрожать целости православного вероисповедания… Синод допускал такие распоряжения, которые распространяли ересь. С этим имеет связь наименование Синода еретическим, т. е. такой конструкцией Синод может способствовать появлению в Православной Церкви ереси. Лучше обозначить это наименование, чтобы Собор избежал подобной конструкции»[3].

Высказывание в устах бывшего синодального архиерея и новомученика – более чем резкое, позволяющее сделать окончательные выводы.

Синодальная цезаро-папистская модель послужила главным фундаментом сергианства. В качестве подтверждения этого тезиса новомученик архиепископ Уфимский Андрей (кн. Ухтомский) передает слова одного епископа, который так формулирует основной принцип сергианства:

«Ведь подчинялись же мы ранее Владимиру Карловичу (имеется в виду обер-прокурор Св. Синода В. К. Саблер, – Л. Л. Г.) – почему же теперь не подчиняться Иуде Искариотовичу?»[4]

В одном из своих писем епископ Андрей подробно разъясняет происхождение и природу цезаро-папизма:

«Цезаро-папизм есть принцип главенства гражданской власти над церковной. – Это слово недавнего происхождения: ему лет 60; утвердилось оно особенно в католических странах. – У нас в России цезаро-папизм – как принцип – вошел в жизнь со времен Петра Великого, который командовал всем и всеми архиереями. Проводником цезаро-папизма у нас в России был Обер-прокурор Синода, – а в последнее время – просто Распутин, которому и архиереи чистили са­поги, как «любимцу царя». Теперь и Распутина нет и даже сапогов его нет! – А архиереи уже привыкли чистить сапоги – ну хоть чьи попало! Вот все живоцерковники… и чистят сапоги кому попало, хоть бы Карасеву. Я с этим унижением Церкви не согласен… И только поэтому я и отошел от митр. Сергия, как главного пос­тавщика всякой ваксы»[5].

По мнению архиеп. Андрея, сергиевская

«Декларация-воззвание от 16 июля 1927 года есть настоящая квинтэссенция никонианского цезаро-папистского хамства«[6].

Выясняя подлинные корни обновленчества и его прямого продолжения в виде сергианства, архиеп. Андрей находит их в деятельности патриарха Никона и Московского Собора 1666-67 гг., на котором, по его мнению,

«русский цезаро-папизм был возведен почти в догмат Церкви»[7].

«На ошибке патриарха Никона, – постулирует он, – утвердился тот русский цезаро-папизм, который со времен патриарха Никона подтачивал все корни русской церковной жизни и, наконец, вполне выразился в образовании так наз. «Живой Церкви», ныне господствующей иерархии, явно ориентирующейся на безбожную власть и нарушающей все церковные каноны»[8].

Характеризуя деятельность Поместного Собора 1917-18 гг., реанимировавшего папизм, архиеп. Андрей также делает самые категоричные выводы:

«А от Собора 1917 г. я совсем отрекся, – это сборище было очень глупое»[9].

Образ местоблюстительства митрополита Петра архиепископ Андрей охарактеризовал следующим образом:

«диктатура, хоть и кратковременная».[10]

В качестве исправления недостатков церковной жизни архиеп. Андрей советует возродить соборные начала:

«Нужно, чтобы все священники приходские – были выборные, а не наз­наченные. Нужно, чтобы все священники дали подписку всем приходским советам, что без ведома приходского совета делать ничего не будут. Нужно, чтобы и епископы были избраны народом за их благочестивую жизнь, а не пьяницы и христопродавцы, которых назначают обновленцы. Вот, братия, исполните это, и тогда исправится ваша жизнь»[11].

«Я не признаю слова «епископат», – отвечал архиеп. Андрей на вопросы, предложенные ему на собрании благочинных Уфимской епархии в 1926 г. – Это слово католического происхождения. Там, в католичестве, святейший епископат противополагается невежественному народу – мирянам, там епископы объединены в «епископат», очень часто устраивавший определенно заговоры против народа. В православии «епископата» нет, а имеются только епископы, неразрывные с народом и немыслимые без народа. Епископ, принципиально оторванный от народа, – это уже нечто в каноническом отношении очень подозрительное»[12].

Управляя Уфимской епархией, архиеп. Андрей в 1917 г. ввел «Устав православных приходов Уфимской епархии», который позднее лег в основу Определения Поместного Собора «О православном приходе». Устав утверждает выборность клира и подотчетность его Церковно-приходскому совету, отвергает назначенство и т. д. Процитирую несколько параграфов Устава:

«§ 9. Все члены причта избираются общим приходским собранием из лиц канонически правоспособных…
§ 10. Приходской священник, как и прочие члены причта поставляются к определенному Приходу и храму и без особенной необходимости не должны переходить в другой приход. Не может также переводить их с одного места на другое без их желания и без ведома прихода и Епархиальная власть. Удаление церковно-священнослужителей может быть лишь по разборе жалобы прихожан на церковном Суде.
§ 13. Для управления делами приходом организуются Общие приходские Собрания и Советы: Общее собрание, как орган распорядительный, и Совет, как орган исполнительный.
§ 14 В состав Общего Собрания входят члены причта и все члены прихода, достигшие 18 лет…»[13]

Нужно отметить, что в конце 1926 г. Уфимская епархия объявила себя автокефальной. Таким образом мы имеем первый прецедент образования в канонических пределах Российской церкви отдельной Поместной Автокефальной Уфимской церкви.

3-6 октября 1927 г. состоялся Съезд Уфимской епархии, на котором был принят ряд постановлений по вопросам современной церковной жизни. Один из докладчиков, новомученик епископ Аввакум (Боровков), затронул тему выборных прав церкви, клерикализма и папизма, почему его доклад оказался особенно важным на Съезде. Приведу выдержки из него:

«Клерикализм и папизм.

Самый грозный факт нашей жизни – факт, в котором кроются корни многих наших церковных разделений, – это опять-таки зло среди нашего духовенства, главным образом высшего: это удивительное падение клерикализма и даже истинного цезаро-папизма. Стоит только присмотреться сейчас, например, к деятельности митр. Сергия: его беззакония, без суда запрещение еп. Андрея, явная клевета, которую он распространяет на него в своем послании к Уфимцам, вообще все его вмешательства в дела Уфимской епархии, его беззаконное запрещение целого собора епископов, собравшихся в Москве и учредивших временный Высший Церковный Совет (имеются в виду «григориане», – Л. Л. Г.), наконец, создание того страшного Синода, который мы наблюдаем теперь у него в Москве, созданного при полном презрении к самомалейшим принципам соборности… Сейчас Сергий открыто признает свое единоличное «возглавление Российской Церкви», а Синод «имеет лишь значение вспомогательного органа лично при мне… полномочия Синода проистекают из моих и вместе с ними падают», – заявляет он. Он сумел, презирая каноны церковные, захватить власть, беззаконно распоряжаться ею, сделав себя единоличным главою русской Церкви, вызвав эту кощунственную ересь (сергианскую, – Л. Л. Г.)… Сергий назначил себе подходящий Синод и теперь царствует, безцеремонно захватив права и позабыв все свои обязанности…

Среди самого народа идет сейчас огромное, массовое искательство к устроению церковной жизни: народ если не понял, то чувствует неправославные, но папистско-клерикальные, гонительные тенденции духовенства и ищет чего-то другого, ищет более справедливых форм церковной жизни, проще говоря – ищет православия… Раздел между народом и духовенством несомненно существует и возникает не только из разделений между епископами. Мы, видя причину этого явления в том, что на нашу почву переносят католические взгляды на епископа, как на князя церкви, и эти взгляды проводят, конечно, сами епископы и проводят его обновленцы, а затем и сергиевцы. Конечно, эти взгляды не могли зародиться у нас теперь, при сов. власти, но, очевидно, это остатки той же прежней распутинщины, построения синодов того времени. Итак, мы усматриваем важнейшими виновниками этого зла опять-таки деяния прежнего распутинского Синода…»

Другой «важный изъян нашей церковной жизни, по мнению еп. Аввакума, – это малая воцерковленность нашего народа», что является «несомненно, остатками прежнего времени, а затем и отпадения последнего времени».

В качестве основных шагов на пути исправления церковной жизни еп. Аввакум предлагает:

«Первый шаг – перевыборы духовенства.

Излечение должно искать в совершенной перемене своих взглядов на церковный народ и его деятельность. Церковность, соборность должны занять свое место в жизни. Церковь как общество верующих должно быть восстановлено в его полной силе и ему должны быть даны принадлежащие ему права…

Перевыборы пастырей.

Прежде всего должны быть осуществлены выборные права Церкви. Прежде всего приходы должны действительно себе избрать достойных пастырей, которые бы знали свои обязанности. Все же недостойные пастыри должны быть лишены доверия и, так сказать, остаться вне церковной жизни. Этим приемом будет достигнута возможность избавиться от негодного в нравственном отношении и непригодного по церковным взглядам элемента.

Перевыборы архипастырей.

Но этого мало: нужно для всей нашей жизни такое же отношение и к архипастырям. Епископы должны непременно быть переизбраны и таким образом окажутся лишенными доверия те из них, которые ведут войну или командуют своей паствой или еще почему-либо неприемлемы.

Такая постановка дела повсеместно могла бы сыграть огромную роль именно теперь. Это было бы грандиозное очищение Церкви от всех тех отбросов, которые остались после переваривания церковным народом пищи, полученной еще во времена распутинские. Нужно в этом отношении дать права голосу Церкви, голосу самого церковного верующего народа.

Епископы обновленческого или полуобновленческого (сергиевского) течения очень боятся такой постановки дела, т. к. они, действительно, не имеют за собой никакой церковной поддержки, никакого церковного голоса и не пользуются никаким доверием: но они в существе дела просто отрицают Церковь, как общество, имеющее огромные права и обязанности, совершенно почти утерянные в ужасное время всего петербургского периода русской жизни…

Второй шаг – увеличение епископий.

Второй шаг должен выразиться в восстановлении древнего взгляда на количество епископов и размеры епископий… Вот что по этому поводу пишет история: Латинская Африка занимала 347.000 кв. км., что равняется нашим 7 губерниям (Тверской, Ярославской, Костромской, Нижегородской Московской, Владимирской, Калужской). На этой территории в 484 г. было не 7 и не 14 (если считать наших викариев) а 454 епископа и 764 кв. км. на епископию…

В таком случае придется на площадь Новгородской губернии 16 епископий, Тверской – 85, Петроградской – 79, Московской – 49, и это не крайний предел густоты епископий… Здесь действительно, хотя немного доступно исполнить завет Христа: «Пастырь знает своих овец по имени» (Ев. Иоанн), а при нашем теперешнем устройстве, конечно, совершенно невозможно делать какое-либо церковное дело. Я знаю места, где епископ уже не бывал 7 лет. Там умирают, не видав ни разу епископа. Какое же возможно понятие о Церкви, если без епископа нет и Церкви, а тут его как раз и нет совсем.

Итак, в наше время должно быть хотя какое-нибудь приближение к этому, действительно церковному, порядку вещей… Теперь епископ должен стать надзирателем в самом практическом и деловом смысле слова, а потому в ведении его должно быть столько приходов, чтобы у него хватило сил быть полезным епископом для всех верующих своей епархии…»[14]

На основании доклада новомученика Аввакума Уфимским съездом была принята «Декларация православных староцерковников», в которую были включены все изложенные еп. Аввакумом меры по переустройству церковной жизни.

Новомученики подчеркивали, что стержень сергианства заключается именно в нарушении основного принципа соборности.

«А несомненно, что все архиереи, кто подчиняется митр. Сергию – все отреклись от народа церковного и служат безбожникам и только развращают верующий народ», – подчеркивал архиеп. Андрей.[15]

«Митр. Сергий и его единомышленники – писал другой новомученик архиеп. Серафим Угличский, – нарушили соборность, прикрывши её «олигархической коллегией», попрали внутреннюю свободу Церкви, уничтожили самый принцип выборного начала епис­копата, принесли много страданий Церкви Божьей, заменили на кафедрах мно­гих епископов своими единомышленниками, а противных им лишили общения с их верными паствами, болезнующими со своими страдальцами и мучениками за Истину Христову»[16].

Авторы «Киевского Воззвания» (нояб. 1927) при этом указывали:

«Наличие при Митрополите Сергии так называемого «временного Синода» не изменяет положения. «Синод» Митрополита Сергия организован совершенно не так, как предполагали постановления Московского Собора 1918 г. Он не избран соборне, не уполномочен епископами; и потому не может считаться представительством епископата при Митрополите Сергии. Он составлен самим Митрополитом Сергием и потому является, собственно говоря, как бы его личной кан­целярией, частным совещанием при нем. Кстати сказать, ведь даже и самая конструкция Синода предписывает ему исключительно лич­ный характер: с прекращением почему-либо полномочий Митрополита Сергия автоматически падают и полномочия Синода. Всё это говорит за то, что поскольку Заместитель Местоблюстителя декла­рирует от лица всей Церкви и предпринимает ответственнейшие ре­шения без согласия Местоблюстителя и сонма епископов, он явно выходит из предела своих полномочий».

О том же самом, подразумевая митр. Сергия, говорил новомученик Иосиф, митр. Петроградский:

«В строении жизни церковной участники — не одни только верхушки, а всё тело церковное, и раскольник тот, кто присваивает себе права, превышающие его полномочия и от имени Церкви дерзает говорить то, чего не разделяют остальные его собратия»[17].

«Теперь необходима особенная верность принципам соборности, – считает новомученик епископ Павел (Кратиров). – Яркий пример извращения прин­ципа соборности и господства бюрократизма, это – так называемая Сергиевская Патриархия и сомнительного достоинства Синод её. Синод сей получил своё начало при крайне загадочных обстоятельствах. Он воистину в тайне беззакония зачат и во грехах предательства родился.

Строить церковную жизнь в дан­ное время на началах старого Синодального (в царское время) бю­рократизма крайне опасно и пре­ступно. Если бы м. Сергий вместо того, чтобы управлять сверху, обра­тился к соборному церковному ра­зуму, он избежал бы трагедии, которой теперь ему не миновать. Необходимо вовлечь в область цер­ковной жизни многомиллионные массы верующих, а это возможно только через отказ иерархии и духовенства от бюрократических привычек управлять Домом Божьим сверху, минуя соборный уклад – существенный признак Церкви.

Вследствие извращения принципа соборности, народ теперь почти безучастно смотрит на борьбу современных церковных группировок, многие из верующих ста­раются уклониться от церковных дел и прений и обычно говорят: «это дело поповское, попы ссорятся, а наше дело сторона». Нужно пока­зать верующему народу и научить его, что дело церковное, борьба группировок церковных, хотя и обнаруживается в борьбе клерикальных группировок, но этот спор и затрагиваемые в споре вопросы есть дело общецерковное и общенародное (церковный народ), и касается оно не только духовен­ства, но и всего верующего народа, всей Церкви «яже есть Тело Его» (Еф. 1, 23). Бояться вынести на улицу церковную сумятицу не следует. Базарные торговцы на площа­ди Константинополя воевали друг с другом в эпоху жарких арианских споров о «единосущии» или «подобосущии»; дело доходило до рукопашных схваток и настоящих сражений, однако это в конечном результате послужило к пользе Православия…

Возможно, что вышеизложенное уже потеряло своё значение и пред­ложенный мною рецепт уже устарел, т. к. начинающаяся с 1928 го­да ударная работа «Пролетарского Государства» на «культурно-просветительном фронте» может в бли­жайшее время поставить Православ­ную Церковь в до-Никейские условия жизни. Тогда соборность Церкви получит своё оправдание»[18].

В отличие от сергиевской Московской Патриархии, «катакомбная» церковь попыталась встать на путь соборности. Прежде всего в условиях гонений было принято решение о децентрализации церковной власти, при которой каждая епархия во главе со своим епископом управляется самостоятельно.

«Канонически бесспорной власти, – писал еп. Павел (Кратиров), – которую бы все согласились признать таковой, в настоящее время нет в Православной Церкви. Нужно отыскать таковую. А если нельзя сделать это­го, то – самое широкое самоуправление православных епископов до вре­мени Собора… Вот по нашему мнению, правильный лозунг нашего вре­мени. Когда кораблю угрожает потопление, то спасаются в лодках…»[19]

Таким образом в 1920-е гг. «катакомбная» церковь стала постепенно возвращаться к древнейшим доникейским образцам соборности, при которых законченную церковную единицу составляла независимая епархия или парикия. И это вскоре принесло свои благотворные плоды. Строго следуя заветам своих отцов-основателей, «катакомбная» церковь совершенно искоренила всякие проявления клерикализма и папизма, не столько даже административными мерами, сколько самой жизнью. Условия подпольного служения как бы выкристаллизовали самые достойные силы.

*     *     *

Но время берет своё. Любые позитивные тенденции оказываются в православии нежизнеспособны, так как сама среда для их воплощения отравлена настолько, что уже не может произвести благих всходов. От эпохи советского церковного подполья не осталось почти ничего и о православии мы вынуждены судить по той модели иерархического устройства, которая сформировалась и была унаследована от прошедших времен в наиболее представительных юрисдикциях, существующих исключительно на папистских началах.

Не исключение из такого сложившегося порядка представляет бурная деятельность небезызвестного «архиепископа ИПХ» Амвросия (Смирнова-Сиверса), который в середине 90-х стал объявлять себя преемником и наследником «андреевской» иерархии «катакомбной» церкви. Вся его деятельность оказалась сплошным шарлатанством, не поддающимся никакой верификации, но в данном случае нас интересует не эта сторона дела. В методах церковного строительства он представляет собой полную противоположность архиепископу Андрею (Ухтомскому). Свою церковную структуру Смирнов-Сиверс выстраивает исключительно на папистских началах, в некоторой степени не чуждых и культа его личности. Никакой соборности в его юрисдикции не существует даже на бумаге и все связи и деятельность он завязывает исключительно на самом себе. Соборность предлагается только на уровне внутренней организации его фиктивных общин, которых, впрочем, в его ведении мало. Он предпочитает или полностью исключить, или минимизировать контакты не только между «общинами», но и между отдельными верующими.

Прежде всего нужно отметить, что «архиепископ» Амвросий заранее исключил какую-либо возможность соборности по отношению к самому себе. Так в его епархии отсутствует какой-либо церковный орган, в виде ли совета общин или епархиального собрания, перед которым он отчитывался бы за свою эпатажную деятельность. Выборное представительство от мирян и клира его епархии на «катакомбных» соборах, в которых он, по его словам, принимает участие, также отсутствует, отчего его деятельность там полностью бесконтрольна и даже приобретает в глазах многих наблюдателей мифический оттенок. Сиверс мечтает восстановить институт патриаршества, в каковой роли он, вероятно, видит себя самого.

> В ОГЛАВЛЕНИЕ <

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Конечно, о нынешнем положении у старообрядцев говорить не приходится, т. к. и у них ныне от соборности почти ничего не осталось.

[2] См.: Карташев А. В. Русская Церковь периода империи. // “Русское возрождение”. 1978. № 4, стр. 185.

[3] Деяние XXVII, стр. 314-315.

[4] Цит. по: Зеленогорский М. Жизнь и деятельность Архиепископа Андрея (кн. Ухтомского). М. 1991, стр. 191.

[5] Цит. по: там же, стр.

[6] Цит. по: Зеленогорский М. Указ соч., стр. 203.

[7] Зеленогорский М. Указ. соч., стр. 218.

[8] Цит. по: Экклезиологическое Исповедание веры катакомбной Церкви ИПХ. СПб. 1999, стр. 32.

[9] Письмо еп. Андрея А. А. Золотареву. // РГАЛИ. Ф. 218. Оп. 1. Ед. хр. 129.

[10] Цит по: Зеленогорский М. Указ. соч., стр. 230.

[11] Цит. по: Зеленогорский М. Указ соч., стр. 241.

[12] Зеленогорский М. Указ. соч., стр. 190-191.

[13] Зеленогорский М. Указ. соч., стр. 44-46.

[14] Зеленогорский М. Указ. соч., стр. 251-271.

[15] Зеленогорский М. Указ. соч., стр. 241.

[16] Послание Архиеп. Угличского Серафима (Самойловича) от 7(20).01.1929.

[17] Письмо митр. Иосифа Петроградского архим. Льву (Егорову). 1928 г. // Акты П. Тихона, с. 561.

[18] “Письмо епископа “отошедшего” к епископу “не отошедшему”” от 31.12.1927. // “Церковная жизнь”. 1933. № 7.

[19] Еп. Павел (Кратиров). “Наши критические замечания по поводу 2-го послания митрополита Сергия”. 02.1928.