«О мудрости же мы говорим среди совершенных, о мудрости же не века этого и не начальников века этого преходящих, но говорим о Божьей мудрости, скрытой в тайне, которую предопределил Бог прежде веков в славу нашу» (1 Кор. 2:6-7).

Насколько можно судить по возражениям, высказанным против модалистской христологии, как она формулируется христианами-монотеистами, их суть сводится к следующему. Мои оппоненты тринитарии никак не могут понять, каким образом возможно объяснить молитвы Иисуса, обращенные к Отцу, если Сын это и есть Сам Отец во плоти. В самом деле, не мог же Он молиться Сам Себе? И как истолковать многочисленные места в новозаветных писаниях, где по прямому смыслу личность Сына Божьего ясно выступает как отдельная от Отца? В христологическом аспекте противникам модализма непонятно моё учение о том, что Иисус не имел человеческой плоти, а явился лишь в облике или подобии человека. В таком случае возникает справедливый вопрос: не являюсь ли я еретиком докетом, верящим, что плоть Христа была только призраком, и не учу ли, что всё, что Он делал и совершал по плоти как человек, включая распятие на кресте, было неистинным? Неужели Иисус обманывал нас и только изображал человека, не будучи им в самом деле?

Вот как формулирует свои недоумения протестантский баптистский богослов Г. А. Гололоб в статье, специально посвященной разбору модалистского учения о Христе. Он пишет:

«Если Он не был полноценным Человеком, тогда Он не имел права выступать или что-либо совершать от имени людей. Внешним образом, нося с Собой человеческую природу, Он оставался бы чуждым людям. Такой Бог может лишь «говорить» с небес, полноценно же жить, учить и действовать среди людей для Него унизительно. Если Он не по-настоящему умер, тогда Он «играл» также и в воскресение, которое в данном случае не могло быть реальным. Он «воскресил» Своё духовное тело, а не наше, человеческое… Разумеется, такой Бог не способен сострадать людям, такой Бог не пример для их жизни. Такой Бог не может научить выстоять в испытаниях и победить в искушениях, потому что Он лишь требует, помочь же Ему не позволяет Его Божественность. Он отделен от людей непреодолимой пропастью. Причем здесь виновата не пропасть, а Он Сам. Он Сам не желает её преодолеть, чтобы приблизиться к людям, понять их лучше и помочь им скорее». Гололоб, анализируя нашу доктрину, приходит к выводу, что согласно ей Иисус «даже умер не от ран, сделанных людьми, а просто так сдался, решив умертвить Себя Своей силой. Значит, это был Божественный суицид!? Действительно, спектакль, причем спектакль не для здравомыслящих людей! Искушения Он либо не чувствует вообще, либо страдает, но без боли, так – на показ. Не достаточно ли в этом мире фальши, чтобы этим занимался еще и Бог? Судя по всему, такой Бог, приспосабливающийся к земных обстоятельствам с целью поучения людей, ничем не отличается от хитрого мошенника, которого христиане называют сатаной и дьяволом. Модализм, таким образом, выворачивает христианство наизнанку, превращая действия Божьи в кукольный театр, неизвестно с какой целью затеянный. Это уже не ленивый Бог, а Бог лукавый. Как же Ему можно доверять?»

Некоторые даже готовы признать справедливость утверждения, что Бог один и что учение о трех личностях-ипостасях является искажением монотеизма и очевидной ересью. Но в споре со мной таковые не хотят отказываться от традиционной христологии, согласно которой Иисус так или иначе был человеком, и таким образом всё, что Он совершал как человек, они приписывают Его некоему абстрактному «человечеству» или «человеческой природе». Причем одни из них, например, «мессианские евреи» и разнообразные унитарии, считают Иисуса простым человеком, в котором обитал Бог как в храме, а пятидесятники-единственники исповедуют одновременно и божество, и человечество Иисуса, тем не менее умещая обе природы в одну Личность. Однако не совсем понятно, в чем существенная разница между этими подходами, коль скоро оба эти богословских направления признают всю полноту человеческой природы во Христе. Неслучайно один из ведущих теологов пятидесятников-единственников У. Хальфант пытается примирить раннехристианские течения модализма и динамизма. Такая тенденция мне кажется очень характерным признаком тех трудностей, которые ощущают, но тщательно скрывают представители названных направлений.

Попытаюсь кратко и просто возразить на эти и похожие доводы, которые приходится постоянно слышать от оппонентов. Я не стремлюсь кому-то что-то «доказать», потому что познание истины дается только от Бога и не приобретается путем одного умственного напряжения. Но я хочу заставить читателя хотя бы задуматься над теми экзегетическими проблемами, которые проистекают по причине «плотского» толкования писаний.

Сразу следует оговориться: я – не докет. Я не учу, что плоть Иисуса была призраком или фантомом. Но с другой стороны я не могу утверждать, что эта плоть была человеческой и генетически произошла от человека. Ибо для этого, как мы убедимся, во-первых, нет достаточных оснований в писаниях, а во-вторых, признание «подлинного человечества» Христа не избежит многочисленных фундаментальных противоречий, неизбежно возникающих при таком подходе. Я исповедую, что плоть Иисуса – это плоть Бога, и она вовсе не была ни призрачной, ни человеческой. Истина где-то посередине.

Как можно заметить при чтении Евангелий, в них нет никакого догматического богословия, ничего похожего на казуистику средневековых и современных толкователей, коих ныне развелось тьма тьмущая. Есть заповеди и нравственное учение. Собственно богословие, то есть объяснение деяний и ритуалов Христа, появляется в апостольских посланиях, особенно у Павла. Но ничего общего с современной популярной христологией это богословие тоже не имеет. Нынешняя догматика, складывавшаяся на протяжении многих столетий, есть плод богословских спекуляций, которые возникли на почве неверного объяснения высказываний апостолов. Эта догматика является богословием земли и праха, которое выдумали люди с плотским умом, лишенные высшего гносиса.

В писаниях об Иисусе говорится, что Он «родился» от Марии (Мф. 1:16). На этом основании делают вывод, что Он – человек. На еврейском языке понятие рождения выражается словом ילד (yalad), ближайшая семантика которого стоит в связи со словом «ребенок», «дитя» (yeled). В греческом оно обозначается словами γενετῆς и γέννησις, что по этимологии в общем-то одно и тоже, но первое употребляется для обозначения происхождения вообще, а второе для рождения. Добавление еще одного «ν» здесь вторично. Когда речь идет о рождении человека, то словом γέννησις подчеркивается именно плотское происхождение, буквально передача характерных черт рода (γένος), в нашем понимании – генов. Но в Деян. 13:33, где сказано: «Ты – Сын Мой, Я сегодня родил Тебя», употреблено то же самое слово с двумя «ν». И вот тут сразу же возникает вопрос: какие такие «гены» передал Отец Сыну, если у Отца Небесного никаких «генов» или физиологических черт рода нет? Следовательно, исходя из того, что в обоих случаях, когда говорится о рождении Иисуса от Девы и о рождении Его от Отца, когда данный процесс обозначается одним и тем же словом, можно заключить, что это слово вовсе необязательно означает именно плотское происхождение. В противном случае, если понимать рождение от Отца буквально, можно прийти к выводу о том, что тело Отца породило тело Сына. Или один Дух породил другого идентичного Духа, в результате чего появился «второй Бог». Получается полнейший абсурд.

Но может быть в первом случае γέννησις употребляется в прямом смысле, а во втором – в переносном? Или это надо понимать так, что с одной стороны Иисус по плоти произошел от человека, а во втором – от Бога по Духу и отсюда унаследовал два естества? Именно так и учат тринитарии и другие сторонники «подлинного человечества».

Ясно, что у Отца, если Он отдельная от Сына личность, не может быть Своего собственного тела, которое к тому же способно породить второе тело. Что же касается рождения Духа от Духа, что в популистском богословии формулируется как рождение ипостаси от ипостаси, то здесь неприемлем сам термин γέννησις в его буквальном понимании, который всегда обозначает появление второй сущности, во всем подобной сущности родившего. Иначе, просто-напросто, нет никакого рождения. Если говорить, что Отец породил Сына в буквальном смысле, то неизбежно возникают два Бога, что недопустимо помыслить. Значит в Деян. 13:33 γέννησις это явное иносказание, выражение в человеческих понятиях того, что произошло на более высоком плане, когда Иисус родился от Марии, а не какого-то иного «предвечного» рождения, которого на самом деле никогда не было. И в Деян. 13:33, и в Мф. 1:16 речь идет об одном и том же рождении. Согласно Деян. 8:33 и Ис. 53:8, происхождение (γενεά) Христа на самом деле никто не может объяснить, или, точнее, «помыслить» (שיח) об этом. Почему так сказал пророк? Потому что речь явно шла не о человеке, родословие и происхождение которого по плоти всегда известно окружающим. И если мы обратим внимание на то, что таблица родословия Иисуса по изложениям Матфея и Луки восходит не к Марии, а к Иосифу, который к рождению Иисуса по плоти не имел никакого отношения, а также на отрицание Иисусом того, что Он – сын Давида (Мф. 22:41-45/Мк. 12:35-37/Лк. 20:41-44), становится окончательно понятно, что мы имеем дело с очевидной символикой, объяснение которой следует искать уж никак не в изысканиях плотского разума, стелющегося по земле и неспособного возвысится выше обычных человеческих понятий. Но позволим себе пока остановиться на этом вопросе и перейти к объяснению других важных положений на предмет того, откуда же всё-таки появилась плоть Христа.

Еще раз подчеркну, что я отмежевываюсь от докетизма, отрицающего наличие у Иисуса какой бы то ни было плоти вообще. Тем не менее, меня упорно обвиняют в докетизме лишь только за то, что плоть Христа я не исповедую плотью, идентичной обычной человеческой плоти. Но иноприродность плоти Христа еще не означает ни её призрачности, ни того, что она какая-то «ненастоящая» или «неистинная». А в чем истина? В том, что придумали богословы? Почему-то считается, что раз плоть была другой, значит Иисус нас «обманывал». Такое обвинение в адрес Христа выдвигается отнюдь не случайно, но с глубоким пониманием дела. Мой оппонент Гололоб упоминает, что одним из моих доводов является ссылка на «кеносис», то есть самоуничижение Христа. Гололоб даже боится признать, что учение о «кеносисе» это учение Павла, а ведь именно в «кеносисе» заключаются ответы на все вопросы сразу.

Итак, что такое «кеносис»? Греческое слово κένωσις буквально значит «опустошение» (от слова κενός – пустой). В писаниях оно встречается в глагольной форме:

«Он, будучи в образе Божьем, не посчитал хищением быть равным Богу, но истощил (ἐκένωσεν=опустошил) Себя Самого, приняв образ раба, став в подобии людей, и видом найденный как человек, унизил (ἐταπείνωσεν) Себя Самого, став послушным до смерти, смерти же крестной» (Филп. 2:6-8).

Что значит самоуничижение или самоопустошение Сына? Это значит не что иное, как именно то, что когда Он делал что-либо в облике человеческом, то делал это не в силу необходимости и не будучи подвластен плотскому закону, а лишь потому, что Сам так захотел. Иначе говоря, в чем разница между нами, простыми обыкновенными людьми, и Им? А разница в том, что когда мы рождаемся, нас не спрашивают об этом, когда умираем – тоже. Когда мы едим, то едим потому, что нуждаемся в пище, чтобы не умереть; когда спим, то делаем это по необходимости в отдыхе, будучи подневольными рабами греховной и немощной плоти. Мы никак не можем сказать, что мы сами себя уничижили, чтобы есть, пить и спать, или что мы родились и умерли только потому, что сами того захотели. Вся суть в том, был ли Иисус рабом Своей «человеческой» плоти или нет. Богословие Павла говорит однозначно – нет! Что мы видим из его слов? Мы видим, что Иисус не раб, а только «образ раба», не человек в обычном смысле, а «видом найден как человек», «став в подобии людей». К тому же сказано, что Он равен Богу. А кто может быть равным Богу, кроме Самого Бога? Кто может сравниться с Отцом, кроме Самого Отца? Вот в чем фундаментальное значение слов Павла, изложившего учение о «кеносисе». Иисус делал абсолютно всё не так, как это делаем мы. Родился Он не так, умер тоже не так – а так, что тление не имело над Ним никакой власти (Деян. 2:27,31; 13:37). Павел резюмирует:

«Ради вас Он обнищал, будучи богат, чтобы вы обогатились Его нищетой».

Ясно, что никакой человек на это не способен. Это – главный вывод из «кеносиса», о котором предпочитают молчать те богословы, которые думают о Христе как о человеке. Если вульгарно выразиться, как это делает Гололоб, опошляя мысль апостола, то это как раз то, что мой оппонент назвал «божественным суицидом».

Теперь уясним, что в реальности значит утверждение тринитариев, которые полагают, что Христос заимствовал от Марии всю полноту человеческого естества, кроме греха. – Ничего не значит, кроме очередного полнейшего абсурда. Невозможно на законном основании заимствовать от человека плоть и не заимствовать от него никакого греха. Но мне возразят: ведь Бог – Всемогущ, Он может всё. Почему Он не может заимствовать Себе плоть от человека, но без греха? Не в том ли и был смысл зачатия без семени?

Что возразить на это? На самом деле более чем очевидно, что если Иисус что-то не позаимствовал по плоти от человека, то зачем вообще тогда было чего-то заимствовать Ему от человека? Смысл такого частичного заимствования полностью пропадает. Выражаясь тавтологически, смысл заимствования – в самом заимствовании. А если нет заимствования, то оно и не нужно. Ясно, что в данном случае под «грехом» имеется ввиду не какое-то моральное нарушение (ибо все младенцы не способны грешить и всегда безгрешны, а не только один младенец Иисус), а именно повреждение в плоти. Таково одно из значений греческого слова ἁμαρτία, которое означает ошибку вообще, изъян, порок или недостаток, а не только нравственный проступок. Отсюда уже понятно, что это самое заимствование «кроме греха» говорит о том, что родилась плоть качественно иная, чем наша, без недостатка. В ней не было никакого повреждения, которое всегда бывает прямым следствием грехопадения прародителей, передающегося через плоть от поколения к поколению (Рим. 5:12). (В этом смысле очень важно правильное понимание Рим. 5:12, где речь идет не о грехе в обычном смысле, а именно о плотском повреждении, ибо именно оно наследуется через плоть и становится впоследствии причиной греха.) Следовательно, говорить о «полноте человеческого естества» во Христе, абсолютно идентичного нашему, никак не приходится. Собственно человек впоследствии, придя в сознание, начинает грешить, и именно потому, что он изначально является на свет рабом поврежденной плоти. Он уже с самого начала запрограммирован на грех, «продан греху» (Рим. 7:14), причем против своей воли (Рим. 7:23-25). Человека никто не спрашивает, хочет он грешить или нет. Человек неизменно будет грешить против своей воли в силу своей поврежденной природы. Павел это явление называет «законом греха», и каждый человек, включая и самого Павла, как он сам признается, – пленник этого закона, постоянно действующего и находящегося в его членах (Рим. 7:23). От этого закона и избавил нас Иисус, такового наследственного повреждения в плоти не имевший, избавил противоположным законом – «законом Духа жизни» (Рим. 8:2). Иисус никак не мог происходить по плоти от еврейского народа еще и потому, что этот народ на протяжении всей своей истории постоянно употреблял в пищу человеческую плоть (Числ. 14:9, 23:24; Иез. 36:13-14). Каннибализм и человеческие жертвоприношения идолам были главной причиной наказания дома Израилева вавилонским пленением. Пророк Иезекииль свидетельствует, что вся жизнь израильтян на территории Земли обетованной была сплошным осквернением: «Как нечистота менструации путь их перед лицом Моим» (Иез. 36:17). Хорошо известно, что каннибализм, как ни какой другой грех, оказывает ужасающие последствия на физиологию людоедов, которые по плоти деградируют и в конечном итоге начинают утрачивать человеческий облик, что хорошо видно на примере наиболее отсталых племен Центральной Африки, Америки и Океании.

Иисус абсолютно безгрешен во всех отношениях (2 Кор. 5:21; Евр. 4:15; 1 Петр. 2:22; 1 Ин. 3:5). Он – не раб необходимости поврежденной, постоянно в чем-то нуждающейся плоти, Он принял только лишь «облик раба» – наш облик!

«Ведь бессильное закона, в чем он имел слабость через плоть, Бог, послав Своего Сына в подобии плоти греха и за грех, осудил грех во плоти» (Рим. 8:2).

Итак, Иисус принял не плоть греха, а только её подобие. В Евангелии от Филиппа говорится так:

«Он явился таким, каким Он был. Но тело Его было совершенным. Ибо у Него была плоть. Но эта плоть – плоть истинная. Наша же плоть – не истинная, но мы обладаем образом истинной» (72);

«Он открылся так, как можно было видеть Его. Так им всем Он открылся: Он открылся великим – как великий, Он открылся малым – как малый, Он открылся ангелам – как ангел и людям – как человек. Поэтому Его Логос скрыт от каждого» (26).

Вот в чем суть кеносиса!

Но откуда же всё-таки плоть Христа, если не от человека? Альтернативный ответ может быть только одним – от Бога, то есть с Неба. Уподобляя Своё тело «хлебу жизни, сшедшему с Небес», более превосходному, чем манна в пустыне, Иисус имеет ввиду не что другое как именно Свою плоть, ибо говорит, что только тот, кто будет вкушать Его плоть и пить Его кровь, будет иметь жизнь вечную и наследует воскресение (Ин. 6:30-62). О том же рассуждает и Павел, говоря:

«Первый человек – из земли, перстный; второй человек – Господь с Неба» (1 Кор. 15:47).

Ясно, что выражение «Господь с Неба» противопоставляется перстному человеку и вообще плоти из земли. Человек и Бог, тварь и Творец – вот что противопоставляется! Из этого места мы видим, что везде в писаниях, где в отношении Иисуса употребляется термин «человек», нужно иметь ввиду не обычное понятие, а именно Самого Господа с Неба, Человека истинного и совершенного. То же касается и души. У Адама, первого человека, согласно Павлу, душа была обычной «живой душой». Но душа Христа – «Дух Животворящий» (1 Кор. 15:45). Ни душа, ни плоть у Иисуса, стало быть, не были человеческими. Ничего человеческого у Него не было и в помине. И если Он называется «человеком», то только в том смысле, что Он – Нетварный Адам, по образу которого был сотворен человек – Адам тварный. Рождение от Девы символизирует то, что Бог умалил Свою плоть, вселился во чрево Марии, пребывал там и вышел из неё в облике младенца, возрастающего и укрепляющегося подобно обычным людям. Он называется «Сыном Человеческим»,  потому что во всем уподобился нам, сынам человеческим (Евр. 2:17).

И, наконец, Павел возвещает:

«В Нем обитает вся полнота Божества телесно» (Кол. 2:9).

Как видим, о полноте человечества – ни слова!

Да и вообще нигде не сказано, что Бог воспринял человеческую плоть. Везде в Новом Завете говорится просто о «плоти» (σάρξ) (Ин. 1:14; 1 Тим. 3:16; 1 Ин. 4:2-3; 1 Пет. 3:18; Кол. 2:9; Евр. 5:7), а то, что толкователи делают к ней приставку «человеческая», это уже очевидное лукавство. Безусловно, в писаниях можно найти много примеров, где под плотью разумеется именно человеческая плоть и даже весь человек вместе с душой и телом. Но это еще ничего не значит и ничего не доказывает. Совсем необязательно, что в таком же значении слово «плоть» употребляется и в отношении тела Иисуса Христа, если оно прилагается к людям. Тем более, что мы имеем ясные свидетельства из тех же писаний, что Христос имел только подобие плоти человеческой. В писаниях можно найти гораздо больше мест, где «плоть» имеет значение плоти и ничего больше.

Нисколько не помогает таким толкователям и ссылка на 1 Ин. 4:2-3, где апостол порицает тех, кто «кто не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти». Но ведь я не отвергаю того, что Бог пришел во плоти, а лишь настаиваю, что плоть Его не была такой же, как у поврежденных грехом людей. Я говорю, что телесная природа Христа имела другие физические свойства, высшие, чем у обычного человека. Она не была «призрачной» или какой-то «неистинной». Апостол Иоанн направлял своё обличение как раз против докетов, которые уже, по-видимому, стали появляться при конце его жизни (по некоторым сведениям он умер ок. 120 г.). Однако я не верую, как докеты.

*     *     *

Пусть обличающие меня в докетизме и отрицающие, что плоть Христа имела небесное и предвечное происхождение, ответят, в какой плоти Бог являлся пророкам, которым Он неоднократно представал в облике мужа, мужей или в виде старца, Ветхого днями? Ведь там не просто антропоморфные выражения о Боге, характерные для ветхозаветной поэтики, а имели место именно теофании – то есть пророки созерцали конкретный видимый образ, и образ этот по виду был именно человеческим (Иез. 1:26; Дан. 7:9-14). Неужели Бог сотворил призрак и вводил в заблуждение израильтян, которым было заповедано твердо держаться мысли, что они не видели никакого образа Бога (Втор. 4:15-19)? Или всё-таки плоть была настоящей? Странная дилемма: для Ветхого Завета призрачная плоть допустима, а для Нового нет? Впрочем, пусть мои оппоненты разбираются с этим противоречием сами. Моё же объяснение вполне логично.

Пусть мне дадут ответ, с кем боролся Иаков в Быт. 32:24-30? С призраком? Сказано, что Иакову явился «муж» (так буквально с иврита, где стоит слово איש), о котором потом Иаков сказал: «Я видел Бога лицом к лицу». По контексту видно, что «муж» схватил и удерживал Иакова, а также коснулся его бедра. Здесь Бог не просто созерцается, но и даже осязается человеком. Поэтому данный пример – одно из самых ярких подтверждений учения о небесном происхождении плоти Христа. Возразить на это просто нечем.

Впрочем, говорят, что всё это были Ангелы, а не сам Бог. Но, во-первых, возникает вопрос: а можно ли осязать Ангелов? Во-вторых, это уже явно не буквальное толкование, но перетолкование, а ведь мои оппоненты настаивают именно на прямом смысле слов писаний в истолковании того, кем являлся Иисус.

Также мне можно возразить словами Иоанна:

«Бога не видел никто никогда» (Ин. 1:18).

Однако я понимаю это место в том смысле, что апостол отрицал возможность увидеть всю полноту Божьей сущности, которая непостижима и бесконечна. Никто и не утверждает, что пророки созерцали всю полноту Божьей сущности. Они видели только Его облик, Его «плоть». Но вездесущий невидимый Дух, пребывавший в этой плоти и, конечно, не ограниченный ею, они не могли увидеть.

Что видел Моисей в Исх. 33:18-23, 34:5-6? Тоже призрак?

Отдельно нужно оговорить классический пример антропоморфной теофании Аврааму у дубравы Мамре (Быт. 18:1-8), на котором тринитарии крайне неудачно пытаются обосновать свою теории о Троице. На этот раз являются «три мужа» (איש). Но это не три ипостаси, а Яхве в сопровождении двух Ангелов, что хорошо видно по тому, что два Ангела уходят в Содом, а Яхве остается беседовать с Авраамом (Быт. 18:22). Интересно, что Авраам приготавливает им трапезу, и все трое вкушают от неё (ст. 8). Зачем Господу (да и Ангелам) принимать пищу, если Он не ест и не нуждается в еде? Опять обман и бутафория? Стоит ли после этого обвинять несчастных обманутых израильтян, в том, что они регулярно лепили себе всякие изображения и ваяли истуканов, принося им в жертву еду, если сам Яхве своими антропоморфными теофаниями соблазнял их и провоцировал на это?

Но спорщики предпочитают здесь «духовное» толкование. А когда я применяю тот же метод к Иисусу, то меня сразу обвиняют в ереси. Не лукавство ли это?

Призрачное вкушение пищи вовсе не обман, а приспособление к человеческому образу жизни с определенными промыслительными целями на пользу человеку. Так, в книге Товита Ангел Рафаил преобразился в обычного человека и сопровождал Товита в путешествии. По окончании же путешествия Ангел сказал Товиту:

«Все дни я был с вами, но я не ел и не пил, – только взорам вашим представлялось это» (Тов. 12:19).

Иисус вкушал пищу даже после Своего воскресения (Лк. 24:43), когда Он в ней уже совершенно точно не нуждался даже по теории популярной христологии. Ведь никто не дерзнет утверждать, что Христос, восседая одесную Отца в этой самой воскресшей плоти, продолжает есть пищу, чтобы её подкреплять. Но нам ответят, что сделал Он это для того, чтобы удостоверить Своих учеников, что Он подлинно воскрес в теле и что Он не призрак. Ну а какая разница, для чего Он это сделал? Главное-то не это, а то, что Он не нуждался в еде, но однако же ел. И это есть доказательство того, что Иисус мог вкушать пищу совсем не потому, что она была Ему нужна. Если после воскресения Он ел, исходя из других соображений, то что мешает в таком же духе объяснить трапезование Христа до Его воскресения? Может быть, амбициозные толкования мудрецов от тринитаризма?

Продолжим беседу на тему «лжи» Бога. В Быт. 6:6-7 и в 1 Цар. 15:35 сказано, что Яхве «раскаялся». Он говорит:

«Истреблю с лица Земли людей, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их» (Быт. 6:7).

Но может ли Бог в чем-либо раскаяться, как будто Он грешит или делает ошибки по неведению, подобно людям? Конечно нет. Что же – опять враньё? Зачем Он так говорит? Или нужно это объяснять как-то иначе, иносказательно?

В 1 Цар. 15:11 Яхве выражает сожаление в том, что Он поставил царем Саула. Также в Ионе 3:10 сказано, что Бог «пожалел о бедствии, о котором сказал, что наведет на них (ниневитян) и не навел». В Исх. 32:14 – «И пожалел Яхве о зле, о котором сказал, что сделает народу Своему» (русский синод. перев. искажен). Но разве может совершенный Бог жалеть о Своих решениях и поступках?

Очевидно, что уже в Ветхом Завете мы сталкиваемся с тем, что Бог, общаясь с человеком, постоянно приспосабливается к его понятиям, говорит на ограниченном языке человеческих образов и символов. В свою очередь, сами пророки изображают Бога то пьющим и спящим (Пс. 42:10), то шумным от вина (Пс. 77:65), то гневающимся, скорбящим, клянущимся, ненавидящим, возбуждаемым Сатаной против праведника (Иов. 2:3), и в прочих многообразных и двусмыслен­ных выражениях, а также отменяющим Свои обетования, воюющим с силь­ными Земли, обольщающим народ и пророков (Иер. 4:10; Иез. 14:9 – русский синод.  перев. искажен) и т. д.

Очень характерен эпизод, описанный в 3 Цар. 22:19-22, где рассказывается о небесном совете, как обмануть Ахава, где Яхве спрашивает духов, кто из них

«прельстил бы Ахава, чтобы он пошел и пал в Рамофе Галаадском? И один говорил так, другой говорил иначе. И выступил один дух, стал перед лицом Яхве и сказал: «Я прельщу его». И сказал ему Яхве: «Чем?» Он сказал: «Я выйду и сделаюсь духом лживым в устах всех пророков его».

Такое впечатление, что или Бог Сам не мог склонить к этому действию Ахава, или Он нуждался в каком-то непонятном выслушивании разных мнений по поводу способов довести Ахава до смерти от подчиненных Ему духов, нуждался в каком-то посредничестве. Получается, что Он даже не знал того, о чем думал дух, поскольку стал спрашивать его, что именно он задумал против Ахава. Как толковать это? Сторонники «подлинного человечества Христа» должны объяснять это место так, что Бог действительно чего-то не знал и нуждался в обсуждении вопроса со служебными духами. Чтобы не обвинить Господа в лукавстве, им останется только прибавить, что уже в то время Яхве имел что-то от человеческой природы и ограничивался ею. Но, конечно, мои оппоненты будут затыкать уши и станут доказывать обратное, ибо не могут же они признать воплощение до воплощения.

В Быт. 3:9 Бог зовет скрывшегося Адама: «Где ты?» В Быт. 18:9 Он спрашивает у Авраама, где его жена Сара, хотя она находилась поблизости в шатре. В Иове 1:7 Господь спрашивает у Сатаны: «Откуда ты пришел?»

К чему и для кого эти вопросы «Всеведущего»?

Вот еще более неудобное место писания, где Бог открыто заявляет о Своем неведении происходящего на земле:

«И сказал Яхве: «Вопль Содомский и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжел он весьма; сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко Мне, или нет; узнаю» (Быт. 18:20-21).

Мне ответят, что не нужно здесь понимать эти изречения буквально, что здесь присутствует иносказание и аллегория. Но разве я против такого толкования? Я отвечаю, что точно также иносказательно и аллегорически следует толковать те места Нового Завета, которые в отношении Христа выражают Его действия как будто Он ограниченный человек, который чего-то якобы не знает или в чем-то нуждается. Только и всего.

Здесь нужно сразу же вспомнить, как мои критики толкуют всем известный евангельский эпизод, в котором Иисус говорит о сроках кончины мира:

«О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы Небесные, ни Сын, но только Отец» (Мк. 13:32/Мф. 24:36).

Они говорят примерно так: «Сын не знал, потому что обладал человеческой природой, а человеку свойственно неведение». При этом тринитаристы здесь так сильно спотыкаются, что ломают себе все кости, поскольку учат, что Иисус был не только человеком, но и Богом, то есть Богочеловеком, хотя и с одной Личностью. Непонятно, что именно не знало во Христе, если это неведение нельзя отнести к Его личности, которая есть одновременно и Личность Сына, то есть так называемая вторая Ипостась Троицы? Может быть, одна ипостась (Отца) знала, а другая ипостась (Сына) не знала? Или не знала плоть? А как может плоть чего-то знать или не знать сама по себе в отдельности от Того, Кто обитал в ней в качестве Высшего Разума? Может ли обладать свойствами знания или незнания сама по себе человеческая природа без личности? Или могут ли человеческие сознание и ум функционировать отдельно от божественных Сознания и Ума в одном Богочеловеке?

Но получается, что если Иисус чего-то не знал по Своему абстрактному «человечеству», то каким, извините, местом не знал что творится в Содоме и Гоморре Яхве, когда сходил специально на Землю, чтобы выяснить этот вопрос? Получается, опять-таки, «обманка». Бедный Авраам! Мало того, что Яхве вместе с Ангелами призрачно вкушал пред ним трапезу и представился в облике мужа, как будто Он имеет тело, как у человека, так еще и вдобавок ко всей этой «профанации» дал повод думать о себе как о пребывающем в неведении о происходящем на Земле! Интересно, в каких словах рассказывал о своем Боге Авраам своим потомкам? Какое они могли вынести впечатление о Нем по его свидетельству? Явно невысокое! Безусловно, в их представлении Яхве должен был быть почти что человеком: Он ел и пил, как все «нормальные» люди, только был очень сильным, таинственным и в какой-то мере сверхъестественным подобно полубогам языческой мифологии. Вездесущием, всезнанием и всемогуществом Он явно не обладал, ибо ограничивался плотью и пребывал в неведении. К тому же, если Яхве имел тело, значит его можно было и изобразить – тем более, что Яхве никогда не запрещал Аврааму ваять Себя в каком бы то ни было виде. В подобных племенных богов верили и язычники, которые спорили между собой, чей бог сильнее.

Вот до чего можно дойти, если принять толкования тех, кто усматривает за деяниями Христа, совершенными Им якобы «по человечеству», «истинную» человеческую природу, и предлагает толковать всё буквально, как написано! Остается одно из двух: или Бог лукавит и издевается над человеком, или просто снисходит к нему и говорит на человеческом языке, более понятном нашему ограниченному естеству, Сам пребывая выше этих человеческих понятий, образов и символов. Самое время напомнить заключение Гололоба:

«Такой Бог, приспосабливающийся к земным обстоятельствам с целью поучения людей, ничем не отличается от хитрого мошенника, которого христиане называют Сатаной и Дьяволом».

Это его вывод. Очевидно, Гололоб молится Сатане. Я же думаю о Боге иначе[1].

*     *     *

Теперь, когда мы утвердились на примерах из Ветхого Завета в мысли о том, что не всё совершаемое и говоримое Господом следует толковать буквально, а многое, если мы не хотим представить Бога в неприглядном свете, просто нельзя объяснять прямо, обратимся к примерам из Нового Завета.

Очень многое разъясняет крещение Иисуса от Иоанна. Зачем Ему было креститься от Иоанна, если это крещение было «во оставление грехов»? Вопрос Иоанна «мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?» (Мф. 3:14) был закономерен. Иоанн не понимал смысла того, что хочет сделать Иисус. А что ответил Иисус? В общем ничего вразумительного. Он сказал что-то вроде: «Так надо», «Делай что говорят», или что-то в этом духе, ибо так можно понять Его ответ. Уже одно то, что Христос скрыл подлинный смысл Своего поступка, наводит на определенные размышления. Видимо, Он что-то утаивал от людей по причине неготовности их принять тайну Его божественной сущности. Но настоящее объяснение, о котором умолчал Сам Иисус, налицо. Он крестился, просто проходя весь человеческий путь и подражая человеку, показывая пример и удостоверяя людей в Своем высоком предназначении. С другой стороны, как ни объясняй этот эпизод в стиле моих изобличителей, получается, что Он ввел Своим крещением в заблуждение всех окружающих, поскольку дал повод о Себе думать, что и Он – такой же, как и все, грешник, пришел покаяться и креститься. Но мы-то знаем, и в писаниях об этом ясно сказано, что Он без греха!

Итак, Иисус не мог принять настоящего крещения от Иоанна, потому что оно предназначалось для грешников и предуготовляло их к принятию откровения. Важно то, что Христос в случае с крещением делает не то, что подразумевает само действие крещения, но под видом одного образа преследует иную цель, о которой умалчивает. Что-то здесь явно не сходится, и разного рода тринитариям придется поломать много копий в попытке дать вразумительное объяснение. Допустим, крестился Иисус для того, чтобы дать знамения с неба. Но ведь крещение Иоанна предназначалось не для этого! К тому же знамения могли произойти и без крещения (достаточно вспомнить, к примеру, преображение на Фаворе) – оно для этого было вообще не нужно. Значит Иисус крестился чисто символически, или, выражаясь языком моих оппонентов – «не по-настоящему».

Возникает вопрос: если Иисус в одном случае поступил подобным образом, то что мешает допустить, что Он действовал также и в остальных? Не есть ли Его деяния, по виду человеческие, только уподоблением человеку? Из слов апостола Павла узнаём, что это действительно так. В Евр. 2:14-17 говорится буквально следующее:

«Итак, поскольку детей Он приобщил крови и плоти, то Сам похожим образом (παραπλησίος=приблизительно) разделил участь их (μετέσχεν τῶν αὐτῶν), так что через смерть Он обессилил имеющего власть смерти… ибо не Ангелов Он берет под покровительство (ἐπιλαμβάνεται), но берет под покровительство (ἐπιλαμβάνεται) семя Авраамово. Отсюда Он должен по всему быть уподобленным (ὁμοιωφῆναι) братьям».

Так звучит это место в буквальном переводе с древнегреческого. И неслучайно тринитарные переводчики его постоянно искажают.

Павел четко и ясно исповедует, что Христос абсолютно во всем уподоблялся людям. То есть ничего, что Он совершал как будто человек (молился ли, постился ли, ел, пил, почивал, искушался от Сатаны, скорбел, утруждался и т. д.), Он не совершал так, как это делаем мы, люди с поврежденной грехом природой. Он разделил всю участь человеческую только «приблизительно» к нам, «похожим образом» пройдя весь человеческий путь от рождения до смерти. Все эти человеческие аффекты Христа не требуют никаких особых дополнительных изъяснений.

Он берет семя человека не в смысле собственного соединения с человеческой природой (как неверно интерпретируется в большинстве переводов слово ἐπιλαμβάνεται), но с целью спасения людей, для упразднения власти смерти посредством похожего разделения их смертной участи. Здесь же собственно и сформулирован принцип искупления, о чем я еще скажу подробнее.

Теперь что касается молитв Христа. Здесь мои критики сильно соблазняются, отказываясь понимать, зачем, если Отец и Сын – это одна и та же Личность, Бог молится Сам Себе.

Еще раз подчеркну, что вопрос так и не стоит. Бог Сам Себе не молится. Ученики просили Иисуса: «Научи нас молиться». И вот, Он учит их на протяжении Своей земной жизни, уподобляясь человеку, учит на Своём примере. Иисус не нуждался в молитве, потому что был безгрешен. Молятся, как известно, для прощения грехов и помощи в скорбях, попущенных за эти грехи. Но Иисус терпел скорби добровольно, а не за грехи. Он ни в чем не нуждался, потому что Сам был Богом во плоти. Молился Он, следовательно, только для того, чтобы показать людям, как праведник должен поступать в скорбных обстоятельствах. Точно также, подражая человеку, Иисус говорит об Отце как о Своем Боге, намеренно ставит Себя и Своё учение в зависимость от Него. Чтобы верили Его слову, Сам же дает знамения и глас с Неба как будто от Отца, потому что вездесущий Дух Христа не ограничивался плотью. Напомню, что в лице Иисуса Бог принял «облик раба» и поэтому вел Себя как существо всячески подчиненное. Имя Сын это кенотическое имя Отца, Который Сам Себя унизил, чтобы спасти нас (формула Павла).

Гололоб настаивает, что всё это «кукольный театр, неизвестно с какой целью затеянный». Только вот способен ли сам Гололоб вразумительно объяснить то, что он вменяет мне в противоречие и вздор? Дело в том, что согласно тринитарной доктрине (которую Гололоб полностью разделяет), всё то, что совершал Иисус на Земле как человек относится к единой ипостаси Сына как второго лица Святой Троицы. Ведь ипостась у Сына одна! Таким образом получается, что в молитве Иисуса одна ипостась молилась другой ипостаси. Зачем, спрашивается? Что это за странные диалоги и отношения внутри Троицы? Если же во Христе молилась не ипостась (т. е. личность), то что тогда? Опять некое абстрактное безличное «человеческое естество»?

В традиционной христологии принято считать, что во Христе имелись две воли и даже два действия – одно человеческое, другое божественное. В доказательство этого утверждения приводятся слова Иисуса:

«Отец Мой! Если возможно, да минует Меня чаша эта; впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26:39).

Здесь хотение Иисуса как будто противопоставляется желанию Отца. Однако даже при беглом взгляде на весь отрывок можно заметить, что речь идет не о двух волях во Христе, а о воле Христа и о воле Отца. В букве текста мы не видим никакой второй воли во Христе, на которую указывают тринитарные толкователи. Откуда во Христе взялись две воли, тринитарии объясняют просто. Человеческая воля во Христе, будучи в немощи и страхе по причине поврежденности природы, естественным образом противится воле Отца и не хочет восходить на Голгофу. Но после некоторого «борения» она добровольно подчиняется второй воле во Христе – воле Логоса, которая подчиняет Себе человеческую волю Иисуса и приводит её в гармонию с волей Отца.

Но никто не станет отрицать, что само по себе противление воле Божьей уже есть грех. Из цитаты Матфея становится очевидно, что Иисус желает не того, чего желает Отец. Хотя сам грех еще не совершен, однако вменяется в грех само пожелание греха, которое Сам Спаситель называет грехом в сердце (Мф. 5:28). В Гефсиманском же саду Он говорит: «не как Я хочу». Из этих слов ясно, что Иисус не просто сочувствовал, но уже изъявил согласие на грех, так как Его воля здесь выражается определенно: Он не хочет страдать и исполнять волю Отца. Из всего контекста не усматривается даже того, что Иисус изменил Своё хотение. Он только говорит: «не как Я хочу, но как Ты»; или, как по Луке: «не Моя воля, но Твоя да будет». Что это значит? Это значит, что Иисус подчиняется не по собственному желанию, а именно против Своей личной воли. Бывает, что человек делает что-то не потому, что он этого сам желает, а в силу какой-то необходимости. Но действие по необходимости не свидетельствует о перемене желания и человек остается при своем мнении, когда совершает то, что считает для себя ненужным или опасным, или греховным. Точно также и в словах Христа, как они переданы евангелистами, нет ничего, что могло бы свидетельствовать о перемене в желании Спасителя, а лишь то, что Он действительно противился воле Отца, но, несмотря на это, всё-таки исполнил её.

Со второй волей вообще очень большие проблемы у тринитариев, которые учат, что личность во Христе одна, а воли две. Но если личность одна, то откуда взялась вторая воля? Не иначе как личность раздвоилась. Их бог, следовательно, шизофреник. Можем ли мы верить в такого «бога», которому место в дурдоме?

Итак, необходимо признать одно из двух: или Иисус – грешник, или же Он просто показывал нам назидательные примеры, чтобы научить нас выполнять волю Отца, даже если мы сами этого не хотим. Пусть каждый решит сам, как объяснять это место и чье толкование правильное.

Еще одно странное учение, предлагаемое тринитариями, провозглашает веру в «воплощение» и в «Богочеловека». Однако, ни того, ни другого слова в писаниях нет. Оба этих неологизма стоят в непосредственной близости друг с другом и выражают процесс и его результат. Изречения писания «Слово стало плотью» и «Бог явился во плоти» означают вовсе не воплощение, а именно явление Бога во плоти. Как понимать «воплощение», неясно, так как это слово довольно двусмысленно. Но в обычном понимании оно как правило ассоциируется с таким действием, посредством которого духовная сущность превращается в телесную субстанцию, то есть природа её качественно изменяется. Тринитарии так прямо и говорят: «Бог стал человеком». И не знаешь как думать: то ли Бога не стало в результате воплощения, то ли человека, то ли появился некий новый гибрид. Знаменитый богослов IV века Аполлинарий саркастически подмечал, что из такого гибрида может произойти разве что нечто подобное минотавру или козлооленю. В философском смысле под воплощением часто подразумевается осуществление задуманной идеи. Но вряд ли в таком значении тринитарии станут применять этот термин. В любом случае, его нельзя признать удачным, так как он способен только ввести в заблуждение. Неслучайно в Новом Завете он не употребляется.

Вера в «Богочеловека» еще более сомнительна. В писаниях исповедуется вера в Бога. Не в человека и не в Богочеловека мы веруем. О такой вере из Евангелия мы не знаем. Вообще, учение о «Богочеловеке» – что-то очень нехорошее и странное. Как выясняется, истоки этого представления нужно искать в древнем Египте. Неспроста именно египетские богословы впервые употребили этот термин (Кирилл Александрийский в V веке).

Египетская мифология дает нам представления о том, как идея богочеловека получала конкретное выражение в египетских мистериях. Так, Осирис был одновременно богом и светским правителем Египта, он был богом-Спасителем, который передал управление своему сыну Гору, так что произошла сакрализация должности фараона как богочеловека-Спасителя. К титулатуре египетских фараонов всегда прибавлялось слово Гор, что отражало их первосвященническую функцию. Необходимость молитв за умершего фараона и поклонение фараона самому себе свидетельствуют о разделении фараоном внутри себя самого человеческой и божественной личностей, ибо к последней фараон обращается как к другому существу. Это вполне логично для древнеегипетского религиозного мышления, разделявшего человека на его актуальный образ и его «ка». «Ка» фараона было Гором или Осирисом, но в своем актуальном бытии фараон оставался смертным человеком.

Вот откуда, оказывается, «растут ноги» у доктрины «Богочеловека»!

Что касается учения о «воплощении» (инкарнации), то в школьной христологии оно означает ипостасное соединение Бога с человеком. Однако сам неологизм «воплощение», поскольку речь идет об участии человеческой природы, указывает на соединение или даже смешение именно по природе. Но тринитарии отрицают собственно природное смешение, но говорят только об ипостасном единстве (т. е. единстве двух природ в одной Личности-Ипостаси). Для этого они вводят новый маловразумительный термин – «воипостасирование» (который тоже, конечно, в Новом Завете отсутствует). Все эти термины есть не что иное как плод религиозного обскурантизма и фантазий падшего сознания.

Гололоб утверждает, что Бог, для того, чтобы «выступать или что-либо совершать от имени людей» обязательно должен был стать «полноценным Человеком». Иначе делать это, дескать, «Он не имел права». Гололоб смело решает за Бога, на что Он имеет право, а на что не имеет. Но дело не в этом. Бог не зависит ни от каких условий, выдумываемых богословами, чтобы оправдать свои толкования. Он совсем не спрашивает их. Всё это – человеческие мудрования. Чтобы простить людей Бог не нуждался ни в каких соединениях с человеческим естеством. Он спас верующих не через воплощение, а «через глупость проповеди» (1 Кор. 1:21). «Глупость» же состояла в самом распятии Христа, то есть в искуплении через смерть бессмертного Бога.

«Глупое Божье мудрее людей, и немощное Божье сильнее людей» (1 Кор. 1:23,25).

Этого и не хотят понять такие, как Гололоб. Они не желают веровать в «глупость для эллинов» и в «соблазн для иудеев», но в какую-то свою человеческую мудрость, которую Бог посрамил на кресте.

Гололоб возмущается тем, что я считаю Бога отделенным от людей «непреодолимой пропастью», сделав странную и бессмысленную оговорку: «Причем здесь виновата не пропасть, а Он Сам»(!?). Что хотел здесь сказать Гололоб, думается, ему самому непонятно.

Но я не считаю, что между Богом и людьми существует какая-то «непреодолимая пропасть». Напротив, я полагаю, что именно потому, что мир движется и существует Богом (Деян. 17:28), поскольку Бог есть всё (Сир. 43:29; Кол. 3:11), то Ему и не требуется никаких воплощений, чтобы приблизиться к нему. Он и так к Своему творению близок до такой степени, что таким недалеким богословам как Гололоб этого даже не представить. Бог проникает и объемлет весь мир так, что присутствует в каждой его клетке, в каждой молекуле, в каждом атоме. Он постоянно промышляет обо всем, следит и руководит каждым процессом на Земле и во всей вселенной. И зачем Ему во что-то «воплощаться», преодолевать какие-то несуществующие для Него «пропасти» и «преграды»?

Еще одно курьезное заявление Гололоба звучит следующим образом:

«Такой Бог не может научить выстоять в испытаниях и победить в искушениях, потому что Он лишь требует, помочь же Ему не позволяет Его Божественность».

Не наоборот ли, господин Гололоб? Ничего Вы не напутали? Что это за Божественность такая, которая не позволяет Ему, Сыну Божьему, помогать людям? Странная какая-то Божественность получается, не способная помочь. В Ветхом Завете разве Бог не помогал людям без всяких воплощений? Да и в Новом, когда «мы уже не знаем Христа по плоти» (2 Кор. 5:16), чем Он помогает, как не Божеством? Я думаю, что именно Его Божественность только и способна помочь, а ни какое не мифическое Его «человечество».

*     *     *

Тем не менее, остается главный вопрос: в чем состояло искупление? Пострадал ли и умер ли Иисус, как говорят, «по-настоящему»?

Конечно, в писаниях в отношении Христа много раз утверждается, что Он пострадал, пролил Свою кровь, умер и воскрес. Но что это значит, если речь идет не о человеке, а о Боге? Безусловно, эти страдание, смерть и воскресение нужно понимать не в привычном значении. Сразу возникают вопросы: что умерло во Христе и что вообще такое для Него были смерть и воскресение?

Для всякого смертного и грешного человека смертью является смерть тела, ибо душа продолжает жить и не умирает никогда. Смерть для человека это оставление тела душой. При этом смерть тела неизбежно сопровождается тлением, которое начинается сразу же после разлучения души от тела. Смерть – это собственно и есть тление. Но мы знаем, что Иисус «не увидел тления». То, что перенес Иисус, можно сравнить с клинической смертью. При клинической смерти душа только на время покидает тело, а само тело как бы спит. Эпизод с воскресением дочери начальника, описанный у синоптиков, показывает, что её смерть Иисус расценил как сон, потому и был осмеян. Однако и о ней сказано, что она «воскресла». В Мф. 9:25 при описании этого эпизода употреблено слово ἐγείρω, а в Мк. 5:42 и в Лк. 8:55 ἀνίστημι, которые в других местах употребляются безразлично в отношении воскресения Христа. Однако, в греческом языке нет специального слова для обозначения воскресения трупа. Как слово ἐγείρω, так и слово ἀνίστημι применяются во всех случаях, когда речь идет о простом вставании из сидячего или лежачего положения; а глагольная форма от ἀνίστημι означает возмущение (Деян. 17:6; Гал. 5:12). И ἐγείρω, и ἀνίστημι никак не связаны со смертью и разложением. Нужно заметить, что тело Иисуса было оставлено Его Духом (никакой отдельной человеческой души в Нем не было). Но Дух Иисуса – Дух вездесущий и всё проникающий. То есть нельзя сказать в прямом смысле, что Дух Иисуса оставил Его тело, ибо для Духа это невозможно. Значит и здесь мы имеем дело с человеческими ограниченными понятиями.

Итак, я утверждаю, что смерть для Иисуса была только как бы сном. Тело Иисуса было обездвижено, что символизировало мнимое оставление тела Духом. Чтобы описать страдание, смерть и воскресение Христа пророк использует образы опьянения, сна и пробуждения:

«Как от сна пробудился Господь, как силач, шумящий от вина» (Пс. 77:65).

Итак, когда мы говорим, что Иисус умер, мы имеем ввиду подобие сна; когда говорим, что пострадал, то уподобляем страдания опьянению, потому что для Него страдание – не более, чем опьянение для нас; а когда свидетельствуем о Его воскресении из мертвых, то имеем ввиду образ пробуждения ото сна. Именно так в Лук. 8:24 тем же самым словом ἐγείρω, которым обычно выражается воскресение Христа из мертвых, обозначено простое пробуждение Иисуса ото сна. Неслучайно в Откр. 5:6 сказано, что Агнец – «как бы (ὡς) закланный», а не просто «закланный».

В Евангелии мы не находим ни слова о том, что Христос терпел боль или хоть как-нибудь выражал её признаки. И умер Он на кресте почему-то раньше времени, то есть как-то неестественно быстро, так что привел в изумление Пилата (Мк. 15:24). Правда, говорят, что Иисус быстро умер оттого, что перед распятием был подвергнут тяжким телесным пыткам. Но тогда чему же всё-таки удивился Пилат? Он что, не знал, что Иисуса бичевали до полусмерти? Ведь он сам отдал приказание бичевать Его. Значит Иисус Сам произвольно сократил время Своего «страдания». Никакому человеку сие не подвластно. Это еще раз подтверждает, что речь идет о страдании какой-то иной природы, а не как у всех тленных и смертных людей. В данном случае страдание – это по-видимому метафора пролития крови. То, что кровь была пролита как физическое выделение, это невозможно и не нужно отрицать. Однако она была пролита бесстрастно, потому что природа Бога, в отличие от природы человеческой, бесстрастна и не может испытывать никакой боли. Интересно также отметить, что по Своём воскресении Иисус показывал Фоме Свои раны. А ведь никто не задается вопросом, с какой стати у воскресшей плоти Христа могли оставаться следы от ран, если произошла полная регенерация организма на всех физиологических уровнях? Получается, что Христос Сам регулировал процесс регенерации и специально для Фомы оставил эти следы от ран. А это значит, что в Его власти было умереть и восстать. Где же тут, спрашивается, «истинная» смерть, как у всех людей? Когда человек умирает, то он не имеет никакой власти над смертью, да и над жизнью своей не имел. Смертельную рану человек не может регенерировать (такую как, например, прободение копьем). Не то Христос. Он говорит:

«Я полагаю жизнь Мою, чтобы опять взять её. Никто не отнимает её от Меня, но Я полагаю её от Меня Самого (ἐμαυτοῦ). Власть имею положить её, и власть имею опять взять её» (Ин. 10:17-18).

Вот где радикальное отличие Христа от людей в жизни и смерти! Еще раз подчеркну, что это отличие уже видно из того, что все люди умирают по необходимости, а Иисус, наш Бог Всемогущий, умер потому, что Сам так захотел. Вот в чем истина и истинность Его смерти! Вот почему ко Христу неприложимо понятие смерти в обычном человеческом представлении!

Но для Гололоба это, конечно, «божественный суицид» и «игра». Жаль, что такой далеко неглупый человек не смог придумать ничего умнее. Ему приходится мыслить в рамках заученных катехизических штампов, повторять ту чушь, которую выдумали еще до него, и в этом смысле его можно понять. Но я свободен от человеческих трафаретов и не желаю быть рабом школьных учебников, написанных грешниками, лишенными разума. То, что делают Гололобы, можно назвать хамской десакрализацией Священного Писания в попытке очеловечить нетленного Бога. О таковых апостол Павел сказал:

«Они, познав Бога, не прославили Его как Бога, или не поблагодарили, но осуетились в рассуждениях своих, и было помрачено непонятливое их сердце; утверждая, что мудры, обезумели и изменили славу нетленного Бога в подобие образа тленного человека» (Рим. 1:21-23).

Между прочим, православные основывают свою ересь иконопоклонства как раз на теории «воплощения». Это вполне логичное развитие сего догмата. Православные учат, что поскольку Бог «воплотился» и стал «подлинным человеком», значит Его стало допустимо изображать «по человечеству» и кланяться Ему посредством досок, красок и мастерства художника. Таким образом теория «воплощения» это прямой путь к идолопоклонству – «изменению славы нетленного Бога в подобие образа тленного человека». И если протестанты до этого не докатились, то только потому, что это люди, не очень продвинутые в логике.

Истинное же искупление на деле состояло в акте Божьей любви. Бог явился и обитал между людьми, разговаривая с ними лицом к лицу. Пожив среди людей в облике человека, Он дал знамение или символ того, что искупление действительно и поистине совершилось посредством вознесения на крест Его плоти и пролития Его крови. И это знамение есть залог и печать Нового Завета, удостоверение Божьей любви к падшему человечеству (Ин. 3:16). Искупление людей посредством жертвы, которую принес Бог за их грехи, имело не юридическую, а исключительно педагогическую и этическо-моральную цель.

Чтобы простить людей, Бог не нуждался ни в каких соединениях с человеческим естеством, и тем более в собственных страданиях. Юридическая схоластическая теория искупления совершенно недопустима и богохульна. А ведь альфа и омега всей ортодоксальной христологии это именно юридическая концепция искупления. Неслучайно Гололоб оперирует именно юридическими понятиями, утверждая, что Бог только в том случае имел право(!) «выступать или что-либо совершать от имени людей», если Он стал «полноценным Человеком». Эта законническая концепция полностью игнорирует тот факт, что Бог вообще ни в чем не нуждается и ничему внешнему не подчиняется, не завися ни от каких факторов и акциденций, приписываемых Ему людьми. Правда, само понятие «искупление» имеет юридический подтекст. Однако такую терминологию можно и нужно относить к разряду тех самых относительных понятий, через которые Бог говорит с людьми, применяясь к их языку. Он просто использовал символику выкупа для того, чтобы показать какой дорогой ценой мы спасены (1 Кор 6:20, 7:23). В действительности же ничего взамен Своей любви и всепрощения Он не требует и не может требовать, ибо Его правда ничем не оскорбляется, а самолюбия, которое требует удовлетворения за нанесенное человеком оскорбление, у Него просто нет. Все таковые представления о Боге, выдуманные разнообразными пустословами от тринитаризма, недостойны Его святости. Всё, что Он может и на что способен, это действовать по Своей собственной воле и всемогуществу, как Он хочет. Никто из смертных не может судить о Нем, почему и зачем Он делает так или иначе. Наша задача – доверять Богу, а не судить Его с точки зрения нашего несовершенного интеллекта.

Но в то же время Он ничего не делал призрачно или неистинно. Просто нужно понимать, насколько человеческая ограниченная истина далека от полной истины Божьей. Мы прославляем не свою истину, а истину Божью (Пс. 36:5, 57:10; Ис. 45:24). По этой Его, а не нашей, правде Он всё сделал истинно. Все же представления, которые мы имеем о природе всех вещей, на самом деле слишком далеки от их подлинного смысла, ведомого только одному Богу. Как сказано в Евангелии Филиппа:

«Имена, которые даны вещам земным, заключают великое заблуждение, ибо они отвлекают сердце от того, что прочно, к тому, что не прочно» (11), потому «и жизнь – не жизнь, и смерть – не смерть» (10).

Мы говорим на нашем человеческом языке, языке относительных и несовершенных понятий. Поэтому Бог, снисходя по Своей любви, говорит с нами на нашем языке, иначе мы просто не смогли бы Его понять. Снова цитирую Филиппа:

«Истина не пришла в мир обнаженной, но она пришла в символах и образах. Он (человек) не получит её по-другому» (66).

Но, как мы знаем, это совершенно не вписывается в богословие Гололобов, которые не в состоянии перестать пресмыкаться по земле и посмотреть на небесную правду незамутненным взором.

Вся земная жизнь Иисуса есть «катехизис» для учеников, то есть путь, по которому должны идти все христиане. «Я есмь путь» (Ин. 14:16). Как говорит апостол Петр:

«Христос пострадал за вас, оставляя вам пример, чтобы вы следовали по стопам Его» (1 Пет. 2:21).

Но Иисус, оставляя пример, не был рабом плоти, а принял лишь облик раба плоти; Он не был человеком, а принял только подобие человека, как богословствует апостол Павел. Будучи Богом, но скрывая Своё Божество под завесой плоти, подобной по виду плоти человеческой, Он представлял Себя в глазах людей «рабом Божьим», праведником. Бог Сам стал Жертвой, Первосвященником и Посредником Нового Завета! Господь пожелал, чтобы при Его жизни на Земле в обличье странствующего проповедника о Нем думали, как о человеке, потому что для людей легче учиться благочестию, подражая себе подобному.

Для Гололоба, напомню, всё это «кукольный театр». Хотя что же всё-таки так смущает Гололоба в уподоблении деяний Христа театру? Является ли театр непременно отрицательным продуктом человеческой жизнедеятельности, или всё-таки целесообразно различать позитивный и негативный элементы, привносимые в театр извне? Если вникнуть в суть предмета, становится понятно, что в идею театра заложена опять-таки педагогическая цель. Важно то, к чему собственно призывает та или иная театральная постановка. Если она несет в себе благое начало, то стоит ли хулить исполнителя роли только за то, что он выдавал себя на сцене не за того, кто он есть на самом деле? Плох ли тот режиссер, который поставил хороший назидательный спектакль, умело написал сценарий, способный принести нравственную пользу? Конечно, существуют такие мракобесы, которые театр не приемлют ни в каком виде (хотя многие из таковых сами не прочь посмотреть какое-нибудь «интересное» голливудское кино). Взывать к их разуму бесполезно, ибо думать они не привыкли. Мудрый же поймет, что театр это как раз то, что Бог, снисходя к человеку, вполне мог использовать, чтобы дать нам пример и назидание, подобные тем, что можно увидеть на обычной театральной сцене. Многие ветхозаветные теофании как раз подходят под категорию сугубо театральных (все эти облики, образы, стихии, устрашающие знамения и т. д. – всё это не что иное как маски, облекаясь в которые Бог ведет разговор с человеком). Какое же в таком случае преступление совершил Бог, выдав Себя за праведного человека, вознесенного на крест? Не только никакого преступления не совершил, но дал весьма и весьма полезный урок. Ведь Иисус скрывал, что Он Бог, а иудеи гнали и распяли Его как человека. Да если бы иудеи знали, что Он Бог, то разве распяли бы Его? Очевидно, назидание здесь заключено в том, что Бог показывает, каков путь праведника, который решит жить по примеру Христа, что нужно делать, чтобы спастись, а также что такое есть мир сей и почему наше отечество только на небесах. Разве это не искупление ума человека и всего состава человеческого от привязанности к миру сему и ко всему плотскому и материальному? Просмотрев такой прекрасно сыгранный спектакль, поставленный столь талантливым Режиссером, Который Сам же и выступил в качестве актера в главной роли, неужели нечем назидаться? Говорят: «Весь мир – театр, а люди в нем актёры». Великая доля правды в этих словах, если принять во внимание, что вся мировая история, каждое событие, каждая отдельная судьба, каждое движение мысли и даже всех атомов от начала до конца предопределены Богом, находясь в Его полной власти и под Его полным контролем. И если бы человек, как говорят, был «хозяином своей судьбы», то апостол Иоанн напрасно утруждал себя записыванием откровений о конце.

Но нужно понимать, что цель сокрытия Своего Божества Иисус преследовал только во время Своей земной жизни, когда Он говорил в притчах и выступал в роли человека гонимого, поносимого и в конце концов распятого. Об этом времени и соответствующей ему роли Иисус говорит: «Это в притчах Я сказал вам». Далее Иисус обещает открыть истину об Отце как она есть только после Своего воскресения:

«Приходит час, когда уже не в притчах буду говорить вам, но открыто об Отце возвещу вам» (Ин. 16:25).

Это было сказано непосредственно перед арестом Иисуса и преданием Его суду. Значит всё, что говорил Иисус об Отце до этого момента, было притчей и приуготовлением к восприятию высших тайн. Каким же образом будет открыто возвещено об Отце? Иисус обещает пришествие Утешителя, Который после вознесения Христа «будет наставлять вас во всей истине» (Ин. 16:13). Следовательно, ученикам в период земного служения Христа не была открыта вся истина, поскольку они еще не могли её вместить (Ин. 16:12), но возвещена только в образах и прикровенно. Если бы Иисус во время Своей земной жизни возвестил всю истину, то Ему не было бы нужды учить апостолов Царству Божьему еще в течение сорока дней после Своего воскресения (Деян. 1:3) и посылать Духа для того, чтобы дополнительно наставлять учеников.

 Поскольку апостолы ничего не поведали нам относительно того, что говорил о Царстве Божьем Иисус в промежуток от воскресения до вознесения, следовательно, то, что записано в Евангелии, это только начатки, введение в подлинное познание, к которому Иисус поэтапно подводил Своих учеников, постепенно открывая им истину о Своем Божестве и единстве с Отцом. Евангелие – это лишь «начала начал слов Божьих» (Евр. 5:12), имеющее целью дать элементарные понятия и назидательные образцы на примерах жизни Иисуса Христа; это только молоко, за которым обязательно должна следовать твердая пища (1 Кор. 3:2; Евр. 5:12), поскольку необходимо выйти из состояния младенчества (1 Кор. 14:20; Еф. 4:14), чтобы усвоить мудрость, проповедуемую среди совершенных (1 Кор. 2:6). И вот Павел призывает:

«Посему, оставив начатки учения Христова, поспешим к совершенству» (Евр. 6:1).

Остановиться на букве значит полностью обесценить Евангелие и исказить его подлинное предназначение, «десакрализовать» его и превратить в обычную биографическую повесть, лишенную какой бы то ни было эзотерической составляющей.

Дабы принять откровение и узнать всю истину и мудрость, необходимо получить крещение Духом. Кто не уразумел истину об Отце, тот не получил Духа. Мы же были крещены Духом, поэтому и узнали всю истину о нашем Отце Небесном Иисусе Христе.

Л. Л. Гифес
1 июля 2005 г.

_________________________

После публикации этой статьи я получил отзыв одного православного христианина на мой ответ Г. А. Гололобу. Думаю, этот отзыв будет тоже интересен читателю, который интересуется вопросами христологии. Поэтому я решил добавить его к статье.

Приветствую!

Прочитал твой ответ Г. А. Гололобу. На мой взгляд, Гололоб неправильно формулирует саму проблему: христологию модализма в докетизме обвинить нельзя (да и «Бог во плоти» никаких поводов для «докетизма» не дает). Гололобу следовало бы поставить вопрос о тварности и нетварности плоти Христа. Ведь именно нетварность плоти Христа, а следовательно, её неединосущность нашей человеческой плоти модалистская христология и утверждает (да Бог и не может быть единосущен человеку). В принципе, о тварности-нетварности был спор севириан и юлианистов (течения в монофизитстве – Л. Л. Г.). Нетварность плоти Христа – прямой вывод из богословия Юлиана Галикарнасского. Поэтому более правильным был бы вопрос: можно ли на основании Св. Писания доказать нетварность плоти Христа, а оттуда уже делать выводы.

Если плоть Христа нетварна, то значит она не может быть плотью человека, поэтому это плоть самого Бога.

Ответ же на вопрос, кому и зачем молился Иисус, по-моему, и так должен быть понятен – Он молился в педагогических целях. Такой ответ естественен и для троичного богословия. Если же разделять действия Христа и сказать, что молился Он как человек, то это уже несторианство. Халкидонское богословие само собой должно опровергать такие слова о Христе: если во Христе нет человеческой личности, то Он не мог молиться как человек, а если молился Бог, то непонятно, зачем Богу Сыну просить что-то у Бога Отца и молиться Ему. В принципе, я думаю, халкидонская христология не дает повода к тому, чтобы мыслить Христа совершенно обычным человеком. Нет, в Нем не было природной человеческой необходимости: Спаситель мог не есть, не пить, не утомляться, не умирать. Он согласился принять всё это добровольно, по собственному хотению.

Об этом говорил В. Н. Лосский: «Дело Христово есть «домостроительство тайны, скрывавшейся от вечности в Боге»; говорил апостол Павел, что оно – предвечное определение, исполненное во Христе Иисусе (Еф. 3:9,11). ОДНАКО НИ ВОПЛОЩЕНИЕ, НИ СТРАДАНИЯ НЕ ВЫЗВАНЫ ПРИРОДНОЙ НЕОБХОДИМОСТЬЮ. По учению святого Иоанна Дамаскина, «это не дело природы, но образ домостроительного снисхождения, дело воли, тайна Божественной любви». По мысли греческих отцов «предопределения» или «идеи» принадлежат не сущности, но общей воле Пресвятой Троицы. Поэтому и воплощение Сына, которое есть проявление любви («Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного», Ин. 3:16), не вносит никакого изменения, никакой новой реальности во внутреннее бытие Пресвятой Троицы. Если «Слово стало плотью» – ὁ λόγος σὰρξ ἐγένετο – это становление ни в чем не сказалось на природе Божества. По выражению блаженного Феофилакта Болгарского (XII в.), «Слово, оставаясь тем, чем Оно было, стало тем, чем Оно не было». Дионисий Ареопагит прилагает к воплощению и даже к человечеству Сына наименование φιλανϑρωρια, человеколюбие, которое есть имя, выявляющее «промысел» (προνοια). Промысел есть определение Божественной воли в соответствии с человеческой свободой, в предвидении свободных действий твари. Эта воля – воля всегда спасительная, которая может создавать полезное людям во всех превратностях их блужданий, если только человек умеет её познавать. Можно сказать с некоторой извинительной неточностью, ЧТО БОГ НИСХОДИТ В СВОЕЙ ПРОМЫСЛИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ К СВОБОДЕ ЛЮДЕЙ, ДЕЙСТВУЕТ В СООТВЕТСТВИИ С ЭТОЙ СВОБОДОЙ, согласует Свои действия с действиями существ тварных, чтобы, выполняя Свою волю, управлять падшим миром, не нарушая их тварной свободы» (Лосский В. Н. Очерки мистического богословия. М. 1991, стр. 105-106).

Здесь ясно написано. Так что биться над вопросом, зачем и почему Христос ел, спал, молился и т. д. и т. п. бессмысленно. Необходимо принимать во внимание и тот факт, что во Христе все эти действия не могут дойти до греха, как бывает это у обычных людей – пьянство, лень, обжорство, уныние и др. Все действия Христа были безгрешны и божественны, Своим Божественным примером Он научил как мы должны поступать, чтобы не впасть в грех. Вот цитата из евангелиста Матфея: «Ибо пришел Иоанн, не ест, не пьет; и говорят: в нем бес. Пришел Сын человека, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам. И оправдана премудрость чадами её» (Мф. 11:18-19).

Живя среди грешников и общаясь с ними, Спаситель не мог сам стать таким, как остальные люди, так как Он и не был таким. Наоборот, Своими действиями Он показывал всем, как надо жить по заповедям Божьим.

Если посмотреть еще глубже, то здесь идет спор о сотериологии как прямом выводе из христологии. Ты и Гололоб смотрите на учение о спасении по-разному. Кстати, ты и затронул в своём ответе юридизм, поставив в противовес ему свои доводы и аргументы. Может быть, следует отдельно разобрать разные сотериологические системы (юридизм, онтологизм, богословие Храповицкого) и в сравнении с ними описать модалистскую сотериологию (ведь всё познается в сравнении)? Вот, пожалуй, все мои мысли. Спор о христологии как таковой должен иметь своим логическим продолжением спор и выявление недостатков и проблем сотериологии (ведь Христос есть Спаситель, поэтому-то христология и сотериология неотделимы друг от друга).

Василий К.

 _____________________________

[1] Даже такой известный тринитарий как Иоанн Златоуст соглашается, что Иисус часто «ведет речь по-человечески и приспособляется к понятиям слушателей». – Творения Иоанна Златоуста. Т. 8. СПб 1902, стр.  260.