Закат и падение Византийской империи, а точнее того, что осталось к XV в. от её великого прошлого, только еще более способствовали расширению гегемонии Константинопольских патриархов в православной ойкумене. Можно даже сказать, что завоевание Константинополя турками в 1453 г. принесло радикальное изменение в юридическое положение Константинопольского патриаршего престола в смысле расширения его полномочий.

Султан Мухаммед II Фатих решил возвратить завоеванному Константинополю прежний статус, сделав город столицей Исламской империи; на себя же он смотрел, как ни парадоксально это звучит, как на наследника Византийских императоров. Характерной чертой правового строя ислама, выработанного в соответствие с требованиями Корана, являлась идентичность гражданского, военного и религиозного руководства, осуществлявшегося через исламских халифов, как преемников пророка Мухаммеда. И хотя основатель мусульманской религии требовал принципиального обращения всех покоренных народов в ислам, однако в отношении христианства, иудаизма и зороастризма, т. н. «письменных религий» (ahl al-kitad), делалось исключение. К тому же турецкое правительство хорошо понимало, что поголовное обращение в ислам такого количества христианского населения, которое находилось в пределах империи, невозможно, а потому появилась необходимость найти правовое урегулирование положения «неверных», находившихся под властью ислама. Не последнюю роль в таком положении дел играли и политические соображения, обусловленные необходимостью обеспечения «сносного» существования покоренных христианских народов, использовавшихся турками в военных и экономических целях.

«В связи с такими далеко идущими планами Мухаммед II с самого начала повелел из­брать патриарха на вакантную константинопольскую кафедру. Причем формально он на­стаивал на избрании и посвящении каноническом, но фактически Синоду был просто предписан кандидат. После утверждения избрания, как до сего времени делали византий­ские императоры, султан передал новому патриарху Геннадию II Схоларию не только право церковного возглавления всех христиан своей империи, но и наделил его гражданскими пол­номочиями как millet—baschi. Посредством особого государственного рескрипта Константинопольский первоиерарх включался в служебную иерархию Османской империи и получал ранг визиря, который давал ему право выступать в качестве главы православного населения империи и иметь в своем распоряжении специальный отряд янычар[1]. Наряду с религиозным судом ему была передана также компетенция гражданского судопроизводства. По отношению к султану и государственной администрации его персона объявлялась неприкосновенной» (разумеется, если патриарх действовал в рамках «дозволенного» и не выходил из круга своих полномочий, как их понимали турки)[2].

Таким образом Константинопольский владыка при своих новых хозяевах сделался настоящим патриархом, в полном «ветхозаветном» смысле этого слова. Термин миллет-баши соответствует греческому понятию ετναρχος (этнарх), что означает главу (baschi) группы народа (millet). То есть согласно исламскому религиозному законодательству патриарх стал обладателем полноты светской и духовной власти над всем порабощенным христианским миром.

Кроме того каждый Константинопольский патриарх (а также все архиереи) получал от султана при своем посвящении особые «бераты», нечто вроде ставленных грамот. Бераты предоставляли патриархам такие права, которых они ранее никогда не имели. В берате было сказано, что патриарх повелевает всеми митрополитами и епископами всех городов империи, равно всеми игуменами, священниками и монахами и вообще всеми подданными греческого обряда. Патриарх и Синод имеют право поставлять митрополитов, архиепископов и епископов, свободно распоряжаться этими делами по своему усмотрению и делать постановления по всем делам, касающимся священников и монахов: могут ставить на места и лишать места, замещать и смещать, как им кажется лучше. Все дела епархий, приходов и монастырей относятся к компетенции патриаршей кафедры. Патриарх имеет право назначать своих комиссаров и направлять их в провинции для сбора дани, которую обязаны платить в пользу патриаршей кафедры все епархиальные архиереи. По смыслу берата патриарх становится полным господином над всем духовенством своего Патриархата, личность патриарха получала особый престиж, каким бы он ни был[3].

Константинопольский патриарх получил, наконец, весьма благоприятную почву для воплощения в жизнь своих издавна вынашиваемых папистских планов. И действительно,

«власть Константинопольского Патриарха по отношению к высшему духовенству турецкой империи не была номинальной, а обнаруживалась во всей своей силе, согласно смыслу султанского берата. Патриарх по своей воле мог поставлять и смещать епископов. Только по его ходатайству всякий вновь поставляемый епископ получал от Порты такой важный документ как берат. Под владычеством турок Константинопольская церковь стала обладать такой властью, какая казалась совсем недостижимой даже в самые счастливые времена Византийской Империи. Объявленный султаном главой всех христиан Оттоманской Империи Константинопольский Патриарх стал притязать на главенство и в других Восточных Церквях»[4].

Он сделался настоящим восточным папой, стал главой над всеми Патриархатами, автокефалиями и автономиями, находящимися под властью турков.

Какой ценой было достигнуто такое положения православного патриарха в исламском государстве, ставящем своей целью искоренение христианства во всем мире, понятно. Также понятно, каким «авторитетом» стал пользоваться такой «патриарх» среди свободных христианских народов, быстро уразумевших направление политики Константинопольского «владыки».

Непонятно только одно: каким образом у новоиспеченных турками «патриархов-этнархов» возникло впечатление канонического, духовного, культурного, политического и даже (что уж совсем смешно) этнического превосходства над теми православными автокефалиями, которые через подчинение явно несвободным, но высокопоставленным церковным предстоятелям, не желали быть невольными проводниками турецкой политики, будь то на Балканах или где-либо еще? Никакого другого объяснения, кроме присущей грекам наглости и гордыни, найти не удается.

По мнению порабощенных греков, хотя царство их пало, однако «эллинизм» остается. Царство, согласно их концепции, получило своё продолжение в церкви и его живым воплощением является Константинопольский патриарх, находящийся в полном услужении султану. Один средневековый православный автор писал:

«Архиереи поклонялись ему (патриарху) как своему властелину и своему царю»[5].

А известный русский византолог А. П. Лебедев рассуждал об этом еще более красноречиво:

«Патриарх, сосредоточивая в своих руках все нити церковного и гражданского управления, был в некотором роде преемником византийских императоров; все прочие епископы… являлись как бы министрами при патриархе-царе»[6].

Так мыслили греки, но не так понимали проблему христиане славянских народов, ведшие тяжелую многовековую борьбу за церковную и политическую независимость. И кардинальная разница в понимании целей и задач Константинопольского владыки послужила причиной возникновения жестких и мучительных трений между Патриархатом и славянскими церквями. Эти трения нанесли ощутимый вред как делу христианского единства, так и противостоянию христианского мира мусульманским завоевателям. Но об этом подробнее скажем ниже, а пока возвратимся к печальному положению греческой иерархии при турецком иге.

*     *     *

Греческая церковь во время турецкого ига представляет собой поистине ужасающее явление. За триста лет «агарянского» рабства на Константинопольском престоле сменилось 150 патриархов. То есть в среднем каждый патриарх занимал свой престол около 2-х лет. Но вызвано это было отнюдь не гонениями.

«Греческие архиереи своими интригами часто давали повод туркам произвольно распоряжаться патриаршим престолом… Понадобятся султану или великому визирю деньги, – они низлагают одного патриарха и ставят на его место другого, который, по обычаю, вносит пескезий. Не внесет патриарх обычной ежегодной подати (хараджа), – его низлагают и ставят другого, с которым повторяется то же… Турецкое правительство, поступая так, довело патриаршее достоинство до крайнего унижения. Должность патриарха сделалась должностью чиновника, назначаемого и увольняемого правительством»[7].

Одним словом, симония процветала повсюду – начиная с патриарха и всего епископата и кончая низшим клиром. Патриархи и епископы перекупали друг у друга престолы и кафедры (иногда по нескольку раз) и полностью зависели от воли магометан.

«Было время (с 1622 по 1700 г.), когда в продолжение 77 лет на Константинопольском патриаршем престоле сменилось 48 патриархов, хотя некоторые из них по два, по три и даже по пять раз были возводимы на этот престол и низводимы… В XVII веке турецкое правительство сделало унизительным для патриархов и самый порядок назначения и утверждения их. Прежде вновь избранный или назначенный патриарх лично представлялся султану и от него принимал знаки утверждения в своем достоинстве. Но в 1657 году такое представление было отменено, и утверждение патриархов предоставлено великому визирю. Такой порядок существовал до самых позднейших времен»[8].

Некоторые патриархи задерживались у власти не более нескольких месяцев, после чего были смещаемы более богатыми претендентами.

Поместный Собор Российской Церкви 1917/18 гг. напомнил о том, кто именно распоряжался Константинопольским престолом во времена турецкого владычества:

«…Патриарх Марк был свергнут с престола, когда желавшие его удаления предложили султану значительную сумму денег. На его место был поставлен Симеон, впервые внесший султану «пескезий» в 1000 золотых, но и он был свергнут, когда одна из султанш (христианка Мария) пожелала, чтобы патриархом был Дионисий, внесший Султану 2000 пескезий (золотых), и патриарх Симеон был удален, а на его место поставлен Дионисий. И с этих пор патриаршество за деньги переходит к тому, кто больше даст за него. Близость ко двору, однако, была причиной падения и Дионисия. Он был заподозрен в том, что принял обрезание, и должен был отказаться от престола, а патриархом сделался опять Симеон, который снова внес 2000 золотых. Так часто бывало и позже»[9].

Примечательно, что поначалу патриарху было назначено жалование от государственной казны. Но Симеон – первый, кто взошел на патриарший престол путем подкупа, сам отказался на будущее время от казенного содержания. Султану Магомету II это очень понравилось и он, посмеявшись над глупостью греков, издал закон, на основании которого новый патриарх, при своем избрании, обязался платить пескезий. А когда в 1475 г. патриархом сделался сербский монах Михаил, предложивший султану платить ежегодно по 2000 червонцев, с этого времени с патриархов стала взиматься еще и ежегодная подать – харадж. Отсюда очевидно, что виновниками симонии стали не турки, а сами греки, издавна отличавшиеся страстью к сребролюбию, интригам и проискам[10].

«В следующие времена, – повествует церковный историк, – пескезий и харадж постоянно возрастали, потому что постоянно являлись искатели патриаршего престола, увеличивавшие их. Так, в конце XVI в., по низложении Иеремии II (1584), невежественный монах Пахомий купил патриарший престол за 10 000 золотых, а после низложения Пахомия (1585), митр. Феолипту патриаршая кафедра обошлась в 20 000 золотых… Бывали случаи, когда получение патриаршего престола стоило 100 000 и даже 150 000 золотых, т. к., кроме подарков султану, вновь назначаемые патриархи дарили еще великому визирю, придворным чиновникам, евнухам, женам султана и проч. Подобного рода искательства патриаршества были гибельны для греческой Церкви. Симония развилась в громадных размерах. Все патриархи, не исключая и достойнейших, получали сан за деньги. Патриархи, чтобы возвратить деньги, затраченные при получении престола, отдавали за деньги епископские кафедры, митрополиты же и епископы, в свою очередь, за деньги ставили священников и дьяконов. Патриаршую кафедру, при таком способе замещения её, часто занимали люди недостойные или неспособные. Положительных было очень мало. Смены и хороших и дурных были постоянные. Не могло быть последовательного и твердого пастырского надзора и руководства. Недостойные патриархи заботились только об удовлетворении своего честолюбия и корыстолюбия. Патриархия беднела всё более. Искательство престола неизбежно вело к деспотическому и презрительному обращению турецких властей с патриархами и христианами. Так, напр., в 1671 г., по поводу неустройств в патриархии, великий визирь позволил себе назвать патриарха и его клир «собаками без веры и закона»[11].

Главнейшей обязанностью греческих епископов было собирать для турецкого племени «харадж» (подать) со своих подданных «райя» («скота»), как унизительно именовали христиан турки. Кстати, в харадж входила своеобразная подать «десятиной христианских детей», которых греки обязывались отдавать туркам на воспитание в магометанстве. Поборы в пользу турецкой казны были столь велики, что повсюду в народе, и более всего в балканских странах, греческие епископы, по сути исполнявшие роль мытарей, вызывали всеобщую ненависть. Они не только ничем не отличались от турецкой администрации, но и сами являлись частью её жестокого репрессивного аппарата. Вся суть турецкого «православия» в общем-то и заключалась в том, что султаны обирали своих «милет-башей», а те обирали свой христианский «скот». Разумеется, паства была не в восторге от таких иерархов, больше походивших на наемников, чем на добрых пастырей, а потому время от времени в разных местах турецкой империи вспыхивали волнения «зилотов» (ревнителей), не желавших подчиняться конформистам. Очевидно, патриархи-симониане многими не признавались каноническими. Остатки этих зилотов еще существуют в Турции, Греции и на Кавказе в лице так называемых греков-понтийцев, которые не признают законными все современные греческие церкви, имеющие преемство от патриархов, получивших власть во время турецкого ига.

Также на протяжении истории Константинопольской церкви во время турецкого владычества мы сталкиваемся с неким подобием современного сергианства, только в греческом исполнении. Какими только эпитетами и похвалами греческие патриархи не осыпали султанов, каких только панегириков не воспевали неверным! Величали их и «благодетелями христиан», и «покровителями Церкви», и «светлейшим правительством», и даже «Солнцем вселенной». Кратко это явление будет рассмотрено далее.

> В ОГЛАВЛЕНИЕ <

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Янычары – обращенные в ислам христиане-отступники, задействованные на военной службе в Османской империи.

[2] Дымша С. Константинопольская Православная Церковь перед лицом истории и священных канонов. // “Вестник Ленинградской Духовной Академии”. 1990. № 1, стр. 118-119.

[3] См.: Лебедев А. П. История Греко-византийской Церкви под властью турок. СПб. 1903.

[4] Там же.

[5] Дымша С. Указ соч., стр. 122.

[6] Лебедев А. П. История Греко-византийской Церкви под властью турок, стр. 122.

[7] Н. Тальберг. История Христианской Церкви. Т. 2. М. 1991, стр. 58.

[8] Е. Смирнов. История Христианской Церкви. СПб. 1891, с. 17-18.

[9] Деяния Свящ. Собора РПЦ 1917-1918 гг. Кн. II. Вып. 1. Пг. 1918, стр. 376. Деяние ХХIХ.

[10] См. Тальберг Н. Указ. Соч., стр. 73.

[11] Там же, стр. 73-74.